Позвольте в начале кратко про Александра Борисовича Журбина – автора первой советской рок-оперы “Орфей и Эвридика”, которую в СССР называли зонг-оперой, поскольку слово “рок” не нравилось партии и правительству, а слово “зонг”, кроме поволжских немцев, никто не понимал, потому что “Эпическую оперу” Бертольда Брехта советские люди не читали, не слушали и не смотрели, да и поволжские немцы не очень им интересовались. Что им Брехт? А вот Журбин – это глыба, феноменально талантливый во многих отношениях человек, я горжусь знакомством с ним. Сейчас я могу сказать ему “здрасте” и приобнять, и иногда мы вступаем в дружескую переписку, но тогда, в 75-м, для меня, 15-летнего рижского паренька, случайно попавшего в Ленинград на премьеру “Орфея и Эфридики”, он был небожителем. Как можно сочинить такую музыку?! Я влюбился в Эвридику (Ирину Понаровскую), замирал от голосов Орфея (Альберта Асадуллина) и Богдана Вивчаровского, исполнявшего партию Харона дольше, чем жил сам Харон – более 35, кажется, лет, за что удостоился занесения в Книгу рекордов Гиннесса. Я несколько раз приезжал в Ленинград специально, чтобы ещё раз посмотреть “Орфея”. Нет-нет, я помню, что у нас – “Уголок антисемита” – сейчас, сейчас…
Александр Борисович задумал “Орфея и Эвридику” ещё тогда, когда был не Журбиным, а Гандельсманом по папе, но, работая над оперой, понял, что сочинение Гандельсмана никто никогда не увидит и, как почти все талантливые советские евреи, у которых был выбор, взял себе одну из двух маминых фамилий (а мама была Литвак-Журбиной). Фамилия Литвак во все времена была подозрительной, а Журбин – отличной. И А.Б. правильно сделал, потому что так “Орфей и Эвридика” родилась, и, как и Вивчаровский, попала в “Книгу рекордов Гиннеса” как мюзикл, максимальное количество раз сыгранный одним коллективом (2350 на момент регистрации рекорда), и запустила блестящие карьеры Понаровской и Асадуллина.
Автором либретто являлся Юрий Георгиевич Димитрин, но его настоящая фамилия была Михельсон. Поэтому совершенно закономерно, что Гандельсман и Михельсон (а там ещё был и третий еврей – режиссёр Марк Розовский), создавая свою версию об аргонавте, победителе Погребальных игр (они были популярнее Олимпийских) в игре на кифаре и человеке, который придумал девятую струну на лире, вычистили из истории правду о еврейском коварстве. Надеюсь, Александр Борисович не обидится на то, что в рамках “Уголка антисемита” мы по крупицам восстановим её. Словом, 50-летию премьеры “Орфея и Эвридики” посвящается…
Итак, жила-была однажды муза по имени Каллиопа. Годы шли, а муза оставалась невостребованной и с каждым днем таяли надежды на то, что ее востребуют. Все остальные музы давно уже были востребованы, а на эту никто не обращал никакого внимания. От безысходности Каллиопа пошла топиться. Но едва она начала тонуть, как невесть откуда появился молодой человек в одних ластах и вытащил музу из воды.
– Ты кто такая и зачем жизни лишаешь себя? – спросил молодой человек, помахивая правой ластой.
– Я невостребованная муза Каллиопа, – ответила Каллиопа, со смущением поглядывая на голого молодого человека. – Топлюсь от невостребованности. А вы кто?
– А я речной бог Эагр, – ответил молодой человек.
– Востребуйте меня, пожалуйста, – попросила муза.
– Это мы мигом, – ответил Эагр и тут же востребовал ее, после чего изчез в пучине.
Счастливая Каллиопа отправилась домой и через девять месяцев родила мальчика, которого назвала Орфеем. Когда Орфею исполнилось три недели, он неожиданно громко запел. С тех пор он не переставал петь ни на секунду. Поэтому его не взяли ни в школу, ни в драмкружок, хотя слух у него определённо был. Но мальчик срывал уроки и так заколебал всех своим пением, что древние греки попросили Каллиопу зашить ему рот. Каллиопа и сама уже устала от непрекращающегося концерта и она иногда даже жалела, что Эагр востребовал ее. Муза зашила сыну рот, но Орфей, проголодавшись, распорол все
швы и спел арию Паяца с сардоническим смехом. На шум сбежались все окрестные нимфы, а одна из них – Эвридика – подошла к Орфею и заткнула ему рот поцелуем. Орфею очень понравилось, как целуется Эвридика и он предложил ей свои руку и сердце.
Они любили друг друга, но однажды Эвридика пошла за грибами и была укушена злобной гадюкой, отчего скончалась на месте. Уж как оплакивал ее Орфей – это невозможно описать. Одна нескончаемая грустная песня лилась из его уст два с
лишним года. Каллиопа пошла к реке и вызвала папашу Эагра.
– Алименты не платишь, так хоть сына утешь, – сказала она Эагру, который ничуть не изменился за последние двадцать лет и всё так же носил лишь одни ласты.
– Орфей, сынок, – сказал Эагр, – я так думаю, что тебе, если ты без своей Эвридики жить прямо не можешь, надобно спуститься в Царство мертвых. Там тебе следует найти управляющего. Это, к сожалению, еврей один такой. Зовут его Аидом. Не забудь свою золотую кифару. Спой ему какую-нибудь еврейскую песню. Подари кифару. Может, он и вернет Эвридику…
– А как попасть в Царство мертвых? – спел Орфей.
– По реке Стикс, – ответил Эагр.
– А как я туда попаду?
– А вот это – самое простое, – сказал Эагр. – Я же все-таки речной бог, а не хухры-мухры…
И очутился Орфей на берегу Стикса. Смотрит – остановка, у остановки – очередь.
– Вы кто, ребята? – спросил Орфей.
– Мы – души умерших, – строго сказали души. – Стоим в очереди на паром. Становись-ка в хвост. Знаем мы вас…
– Да я, ребята, по делу. У меня встреча с Аидом, – объяснил Орфей.
– Это ты расскажешь кому-нибудь другому, – сказала очередь. – Стой как все. Ишь какой умный! У нас тут у всех встреча с Аидом.
Делать нечего. Встал Орфей в хвост, стоит, скучает. Достал кифару, тренькнул по струнам, запел… Час поет, два, три…
Очередь говорит:
– Ладно! Чёрт с тобой! Заколебал. Становись вперед, зараза! Сил наших больше нет.
Причаливает паром. На берег соскакивает мужичок такой бодрый, кричит:
– Я – Харон, приготовьте билеты, визы, паспорта, свидетельства о смерти… Беру тринадцать душ. Остальные ждут до завтра.
Орфей – прыг, и на паром. Мужичок орёт:
– А ну, осади назад! Ты кто такой? Где бумаги?
– Я, – говорит Орфей, – ещё живой. Я по делу. Мне надобно с Аидом поговорить…
– Проездные документы покажь!
– Нет у меня, – чуть не плачет Орфей.
– Нет, так сойди с плавсредства.
– Уважаемый Харон, – вкрадчиво говорит Орфей, – я вообще-то от речного бога Эагра. Не простой, знаете ли, смертный…
– Да у меня божьих отпрысков каждый день – по дюжине, – говорит Харон. – Они ж там балуют, а мне – вози. Нашёл тоже чем напугать…
Тогда Орфей говорит:
– А давай, дядя, я тебе песенку спою.
Достал кифару и запел: “Умерших много, он один у переправы…” И тут, конечно, Харон растаял и усадил Орфея поудобней на
корме.
Приехали они в Царство мертвых. Встретил их на пристани здоровенный такой человек явно еврейской национальности, грозно так оглядел вновьприбывших, на шее – звезда Давида, в руках – плётка…
– Это и есть Аид? – тихонько спросил Харона Орфей.
– Он и есть, собака жадная, – вполголоса ответил Харон. – Пятый месяц жалованье не платит. Приходится взятки брать, чтобы выжить…
Аид подошел к Орфею и подозрительно спросил:
– Что-то в тебе, парень, жизни много… Ты часом круизом не ошибся?
– Уважаемый Аид, – вкрадчиво произнес Орфей. – Я к вам, собственно, по одному деликатному дельцу. От Эагра Зевсовича, папы моего. Только не хотелось бы беседовать при всех этих мертвых душах, знаете ли. Давайте отойдем в сторонку…
Жадно поглядывая на золотую кифару, Аид взял Орфея под локоть и завёл в офис.
– Ну, – сказал он нетерпеливо.
– Тут у вас, уважаемый Аид, находится одна девушка, по имени Эвридика. Моя жена. Была укушена гадюкой и скончалась в страшных мучениях. Я бы хотел попросить вас в виде исключения вернуть мне ее. Естественно, не безвозмездно. Для начала вот вам моя золотая кифара. И папенька велел передать, что вскорости намерен потопить судно, груженое сокровищами Трои
и отдать его вам, минуя налоговые службы.
– Имеешь, – сказал Аид, взвешивая на руках кифару. Потом сказал кому-то по селектору:
– Вызовите Эвридику.
– Слушаюсь, – сказал неизвестный голос.
Аид покосился на Орфея и сказал:
– Учти, гоим. Придет Эвридика, не смотри на неё. Просто иди и не оборачивайся. Начнете переправляться – сядь на носу, она сядет на корме. Не вздумай даже взгляд бросить. Если же это случится, Эвридика мгновенно исчезнет и доступа к ней у тебя больше не будет. Понял?
– Понял, – кивнул Орфей.
Пока они шли к пристани, Орфей просто радовался. Когда переправлялись, начал беспокоиться. Когда пошли по тропинке от Стикса ко вратам Царства живых – паниковать.
– А вдруг, – думал Орфей, – Аид обманул меня и, выманив золотую кифару, отправил восвояси, и никакой Эвридики сзади меня нет? Знаем мы этих евреев! Надо у кого-то спросить…
И он спрашивал. У дождя, у месяца, у облака и, естественно, у ясеня. Никакого результата! И в этот момент показались ворота Царства живых. Орфей постучался и услышал, как поползли, скрежеща, здоровенные засовы. И тут у Орфея не выдержали нервы. Он обернулся и, о счастье, за ним шла женщина в кружевных одеждах и вуали. В нетерпении он откинул вуаль и в ужасе отшатнулся. Это была не Эвридика!
– Здравствуйте, – сказала незнакомка с сильным еврейским акцентом. – Вас, если не ошибаюсь, зовут Орфеем?
– Кто ты? – возопил Орфей.
– Сарочка, – нараспев, сказала она. – Бывшая жена Аида. Он сказал, что вы поменялись жёнами. Теперь я твоя, а твоя – его. А где мы будем жить? А сколько у тебя денег? А где здесь “Нейман Маркус”? А почему ты так бедно одет?
– О горе мне, горе, – сказал Орфей. – Обманул меня-таки проклятый еврей.
Шатаясь, он прошел в сад матери своей Каллиопы, сорвал яблоко, поймал змею, выдавил из нее яд, все это перемешал и съел. А для верности запил цикутой.
Можно себе только представить, как ругался Харон, увидев его снова на переправе. А что случилось потом в Царстве мертвых, мы не знаем. Да только судя по тому, что Аид по-прежнему там, как-то он от Орфея откупился. Евреи всегда находят способ откупиться. На то они и евреи.
Александр Этман.