Начну с новогодних поздравлений своим читателям и сообщения о том, что две недели – с 3 по 17 января – рубрика “Коротко и ясно” не будет выходить в связи с предстоящей мне творческой командировкой. Во всяком случае – не будет выходить ежедневно. И из-за разницы во времени, и по причине выпадающих на это время различных важных для меня дат, на которых я сосредоточусь вдали от шума городского. Но мы будем периодически встречаться и здесь, и на сайте www.svet.com. А сегодня, чтобы не отвлекать вас от подготовки ко святому, расскажу две истории, которые уже когда-то рассказывал и которые связаны с Новым годом лишь тем, что их герои появились на свет именно 31 декабря.
Чтобы как-то, наконец, стартовать, возьмём Эрнста Вернера фон Сименса – изобретателя, основателя фирмы “Сименс” и моего друга детства, ныне нескромного, а элитного портного из Мельбурна Толика Друкера, у которого сегодня день рождения. Как вы думаете, что их связывает? Правильно, пылесос.
В советской жизни Толика однажды внезапно появился “Сименс”. Ему его прислали какие-то незнакомые евреи из Америки. Не все знают, но вечно плакавшиеся евреи достаточно часто получали посылки от незнакомых заморских евреев без пошлины. На самом деле, какие-то знакомые евреи, а чаще родственники, исправно платили деньги в соответствующую организацию, чьи адвокаты договаривались с Союзом о компенсациях в случае утери посылок. Потому что много посылок терялось, так и не доходя до до евреев. А жалобы частных лиц советская почта посылала на три буквы.
Короче, семье Толика Друкера повезло и пылесос “Сименс” дошел до них аккурат перед Новым, 1985-м годом. 31 декабря Толик позвонил мне рано утром и, дождавшись поздравлений, сказал, что в ближайшие после праздника выходные его семья устраивает выставку-продажу. Поскольку папа-Друкер (который только потом стал нескромным портным в Мельбурне, а в Риге был скромным), помогал мне с автомобильными пропусками в Юрмалу, я без энтузиазма, но пошёл. Для участников предстоящего (как полагали Друкеры) аукциона в тарелочках по всей квартире щедро были расставлены мандарины. В самой большой комнате находился ковёр. На ковре стоял пылесос “Сименс”. Он отличался от советских пылесосов, как “Бентли” от “Жигулей”, как Тель-Авив от Газы, как “Брунелло ди Монтальчино” от портвейна “Три семёрки”. От него невозможно было оторвать глаз.
И Друкеры вошли в раж. Они нахваливали пылесос так, будто не получили его на халяву, а собрали своими руками. Нет, “Сименс” действительно был очень красивый – ярко-голубой, но Друкеры хотели за него какую-то непомерную сумму – 300 рублей. Все прямо ахнули, один только родной дядя Толика по маминой линии не ахнул, потому что воспользовавшись всеобщим ажиотажем, он целенаправленно ходил по квартире и поедал мандарины. Он съел все и только тогда вошел в большую комнату. И папа-Друкер, почувствовав исходящий от родственника цитрусовый аромат, заметно расстроился. Как чувствовал. Именно этот проглот-дядя и обратил внимание на то, что у сделанного для Америки немецкого пылесоса на штепселе торчат три палочки, а в советской розетке – только две дырочки.
И тогда папа-Друкер потрогал себя в том месте, где находится сердце и посмотрел на свою жену таким взглядом, что она накинулась на родного брата и довольно грубо попросила его не вмешиваться в процесс. А приглашенные стали говорить, что мол, зачем им за 300 рублей этот “Сименс”, если его и включить никак невозможно? И папа-Друкер тихо проклял брата жены, громко – глупых и бестолковых незнакомых американских евреев, приславших пылепоглощающий агрегат, и сбросил цену на 100 рублей. Но и за 200 “Сименс” никто не хотел покупать. Хотя все без исключения отмечали изящество линий и и по всей вероятности необычайную сосущую мощь голубого красавца.
Папа-Друкер, увидев, что ни одного мандарина не осталось, а люди собираются расходиться, пошел на беспрецедентный для себя шаг и понизил цену до 100 рублей. Потенциальные покупатели уже напяливали шубы и тогда злополучный дядя, который обнаружил несоответствие палочек на штепселе и дырочек в розетке, предложил за “Сименс” 10 рублей и папа-Друкер, помявшись, согласился на 20.
А дядя Толика работал методистом по физкультуре на рижском заводе ВЭФ и тамошние умельцы за обещание никогда не принуждать их к участию в акции “Все на лыжню в Шмерли”, изготовили переходничок. И прямо на заводе ликующий дядя Толика воткнул “Сименс” в советскую сеть. И свет на ВЭФе сразу погас, а “Сименс”, наоборот, вспыхнул, и не потому что переходничок или советская сеть были плохими: просто “Сименс”, рассчитанный на 110 вольт, не выдержал напряжения советских двухсот двадцати. А умельцы об этом как-то не подумали. Узнав об этом, папа Толика Друкера довольно смеялся. Я знаю, зачем я вам это рассказываю. С днем рождения, Толик!
Сегодня также – день рождения моего замечательного друга, светлейшего человека и любимого актера Семена Фарады. Причём сегодня ему могло бы исполниться 90 лет! “Меня никто не поздравляет в трезвом виде”, – шутил он. Однажды (это было перед отъездом в Америку, решались вопросы с голландским посольством) мы на несколько дней остановились у Фарады на Садово-Черногряжской с женой и четырехлетним сыном. Ида Давыдовна Фердман (“Урожденная Шуман”, – сказала она при первом знакомстве. – Неужели? – шепотом спросил я тогда ее сына. – Нет, – ответил он тоже шепотом, – ты находишь, что она похожа на саксонку?), так вот – великолепная Ида Давыдовна давала обед. Синенькие, фаршмак, цимус, классический куриный бульон с клецками из мацы, вареная курица с картошкой. На сладкое – штрудель.
– Мама, – сказал Семен Львович, – Саша уезжает в Америку.
– А, – с сарказмом отозвалась Ида Давыдовна. – Сейчас подам репчатый лук кольцами. Чтобы мы плакали из-за этого… Сашенька, дай вам Бог удачи. Вы правильно делаете…
Затем Ида Давыдовна поставила на стол графин с водочкой. Водочки в графине было граммов тридцать.
– За эту благую весть надо выпить! – объявила Ида Давыдовна и умудрилась разлить водку всем, кроме моего сына.
Мы мирно беседовали. Затем Семен Львович сказал:
– Саша, я показывал тебе новый сценарий Горина?
– Нет, – с интересом воскликнул я.
Мы вышли в чуланчик, в котором Фарада любил работать. Он молча достал бутылку водки и две огромные рюмки из хохломы. Мы быстро выпили и вернулись на кухню.
Спустя десять минут Фарада спросил:
– А показывал ли я тебе первые фотографии спектакля “Добрый человек из Сезуана”?
– Нет, – снова ответил я.
– Понимаешь, – сказал он мне, – я не хочу расстраивать маму. Я не пью при ней.
Ему было тогда 55.
– Сашенька, – доверительно говорила мне Ида Давыдовна спустя еще пять выходов в чуланчик. – Вы так благотворно влияете на Сеню… Утром у него было ужасное, подавленное настроение. А сейчас он весел и беспечен… На самом деле жаль, что вы уезжаете. А ещё – у вас очень интересная и приятная жена. У Сени на работе ее бы уже украли…
Я никогда не называл его Сеней, только Семеном Львовичем. Между нами была разница в 26 лет и две недели. Но я ее не чувствовал благодаря ему. Однажды он предложил:
– Хочешь, я соберу у себя друзей, а ты сделаешь что-то вроде “Театральной гостиной”.
Так в рижской “Осе” (а я вел юмористическую рубрику в газете, которая называлась “Советская молодежь”), появились интервью и очерки с Хазановым и Гориным, Аркановым и Жванецким, Рязановым и Ярмольником… Там же Фарада познакомил меня с другом детства – Владимиром Ресиным, служившим, кажется, начальником Московского инженерно-строительного треста, а потом ставшим вице-мэром Москвы, правой рукой Лужкова. Ресин рассказывал еврейские анекдоты.
– Его мама – Роза Вольфовна, отец – Иосиф Гилимович, – не волнуйся, – объяснял Семен Львович.
…Последний раз мы виделись в ресторане Ролана Быкова “Ностальджи”. Мы с женой и Мишкой приехали уже из Америки.
– Давай я буду лицом твоей газеты, – предложил он.
Я сфотографировал его, читающим “Новый свет”. Мы сидели и болтали до ночи, а потом вышли на московский мороз.
– За руль не сяду! – сказал он. – Машину оставим здесь. Давайте ловить такси.
Моя жена подняла руку. Мимо, не останавливаясь, пролетали таксомоторы.
– Милочка, – сказал Семён Львович, когда мы основательно замерзли. – Отойди от проезжей части. Смотри и учись…
Фарада снял шапку и подошел к краю тротуара. Первая же машина затормозила и пошла юзом. Укротив стального коня, таксист выскочил из-за руля:
– Фарада, садитесь…
– Отвезите моих друзей в гостиницу, – сказал он, расписываясь у таксиста на ладони.
– А вы? – спросили мы.
– А мне в другую сторону…
* * *
…С Новым годом! Желаю всем вам, чтобы он не оказался короче уходящего.
Александр Этман.