Необходимое пояснение для тех, кто забыл или не знал: рапсодия – это музыкальное произведение, которое характеризуется свободной формой и разнообразием тем. Этот жанр возник в Древней Греции, где специально обученные люди – рапсоды – исполняли отрывки из “Илиады” и “Одиссеи” Гомера, а потом и других авторов. Мне и моим одногруппникам повезло, потому что про рапсодов нам рассказывал (и показывал их собой!) великий библеист и историк Иоэл Павлович (вообще-то Песахович) Вейнберг. Человек, с которым советовался Тур Хейердал перед своими плаваниями и о котором Юрий Сенкевич – член хейердаловских команд на “Ра”, “Ра-2” и “Тигрисе” – говорил словами пикейных жилетов: “Вейнберг – это голова”. Профессор, у которого стыдно было получить “четыре” и лекции которого мы не прогуливали, понимая, что обедним себя. К которому на лекции правдами и неправдами просачивались люди с улицы – потому что каждая из них превращалась в спектакль и водопад познания. Который уехал в 93-м и Университет Бен Гуриона уговорил его возглавить кафедру Библии и Древнего Востока. Который говорил по-немецки, по-древнегречески, по-арамейски, по-французски, по-английски, по-латышски, на иврите, по-латыни и, конечно, по-русски, который, правда, выучил уже будучи взрослым. Которого выгнали из Латвийского государственного университета во время сталинской “чистки” в 1951 году и, к нашему счастью, немного выждав, взяли на работу в Даугавпилсский педагогический институт. Который похоронен с почестями 14 лет назад на “Горе Успокоения” в Иерусалиме. И который, кстати, выжил в Рижском гетто и 5 (!) концентрационных лагерях: Кайзервальде, Дундаге, Штуттгофе, Бухенвальде и Йене! Наш любимый “Палыч” был ироничным человеком, обладал отличным чувством юмора и, мне кажется, ему понравилась бы драматургия истории, которую я сейчас расскажу. А может и нет, но он бы точно похвалил меня за то, что я не забыл про рапсодов. Однажды он поразил нас тем, что сказал: “Вы, конечно, знаете “Богемскую рапсодию” группы Queen…” Мы, конечно, знали наизусть диск “Ночь в опере”, но шёл 1979-й год. Говорить о Queen в советской аудитории?! Мы молчали. “Конечно, знаете”, – улыбнувшись, сказал профессор, раскуривая трубку (ему разрешали курить во время лекций). – “Они молодцы, разбираются… Знают, что рапсодия – это лоскутное произведение, смешение тем и стилей”…

* * *

Великий шашист, отличный журналист и прекрасный человек Владимир Вигман и Таня Фаст, с которой я работал в газете “Советская молодёжь”, в первый же день нашего пребывания в Риге предложили четыре варианта дружеского ужина: “Дядя Ваня”, “Чёрные монахи”, “Итальянская площадь” и “Алаверды”.

– В “Дяде Ване” мы бывали, – сказала моя жена. – Идти в итальянский в Риге? Глупо: в итальянский надо идти в Италии. А что такое “Чёрные монахи”?

– Латышский, – сказал я.

– Пошли в “Алаверды”, – предложила она.

Последовательность и логика моей жены, наряду с красотой и умом, удерживают меня рядом с ней с 1984 года.

В “Алаверды” было замечательно. Во-вторых, очень вкусно. А во-первых, и Таня, и Володя – родственные души и хотя мы не виделись лет 35, перерыва будто и не было и время пролетело совершенно незаметно. Мы болтали, и вспоминали, и шутили, тем более, что в меню я нашёл вино, с которым познакомился в Грузии в гостях у чудесных Лии Хайндравы и Гурама Гурашвили, а потом обнаружил и в Чикаго. И за окном, кажется, танцевали снежинки. Хотя нет, снег пошёл на следующий день, когда мы с Ариком Резник-Мартовым шли в “Алаверды”, но он был закрыт и мы уселись в пабе со соседству. Причём Арик – ведущий латвийский психотерапевт – сказал, что нужно выбрать тихое место, чтобы нам не мешали разговаривать. Мы встретились поздно, после “Щелкунчика”, и паб казался пустынным. Но только свиду: зачем-то приехавшие в Ригу в январе пятеро шотландцев склоняли троих ирландцев на борьбу против Англии и это было громко. Жаль, что “Алаверды” был закрыт.

Зато уж с Лёшей Шейниным и его женой Леночкой мы засели там без помех. Лёшу я знаю со школьной скамьи. Потом мы тоже работали в той же газете. Лёша нас провожал в Москве в 89-м. Кстати, отвальную мы сделали тогда в “Арагви” и замечательные грузины, растрогавшись, отправили в “Шереметьево-2” микроавтобус с провизией для нас и провожающих (так руайанские трактирщики провожали мушкетёров на осаду Ла-Рошели). А потом мы с Лёшей встречались каждый раз, когда приезжали. И он побывал в Чикаго. Если я начну рассказывать истории про нас с Лёшей, то вам очень понравится, но сегодня – о том, почему рапсодии не получилось. Лёша балует нас подарками. Раньше он дарил билеты на “Новую волну”, а в этот раз – на “Тартюфа” в Театре имени Михаила Чехова. Где моя жена и наша чудесная подруга/родственница из Израиля, специально, бросив пациентов, прилетевшая поздравить меня с днём рождения, заснули в первом ряду директорской ложи на 4-й минуте бессмертной пьесы Мольера. Ещё до появления самого Тартюфа.

А почему? А потому, что накануне мы отпраздновали этот день рождения в… “Алаверды”. Так получилось. Не спрашивайте, почему. Я не знаю. Наверное, нам очень нравится хорошая грузинская кухня. Но три вечера из пяти? При обилии в Риге отличных ресторанов? Перебор? Нет! “Алаверды” – прекрасный ресторан. И хозяин замечательный. И официантки. И во время празднования моего дня рождения моей жене понравилась одна из них и она стала уговаривать её поехать в Америку с нами и выйти замуж за нашего младшего сына. С демонстрациями фотографий сына и лаконичным, но красочным описанием рая, в который она попадёт. А официантка говорила, что, мол, как же так? Мол, я не могу вот так всё бросить. Мама, папа, муж… А моя жена говорила: “Можешь! Такой шанс выпадает один раз в жизни. Решай!” Нужно знать мою жену: если она решила, что девочка нам подходит, то спасти девочку от насильственной депортации могу только я. Что я и сделал, уведя немногочисленных гостей во мрак рижской ночи. Причём, девочка долго шла за нами, всхлипывая.

И на следующий день мы улетели в Цюрих, чтобы там взять напрокат машину и поехать кататься в австрийский Ишгль. В Цюрихе к нам пристал какой-то тип, похожий на Азазелло, и я гаркнул на него, чтобы не бить – в Швейцарии меня ещё не арестовывали. Тогда тип толкнул меня, стоявшего у стойки компании Hertz и попытался украсть кошелёк. И когда до коронного справа оставались доли секунды, он сбросил парик и маску и я увидел того самого младшего сына, которого сватала жена накануне. И весь персонал Hertz и очередь закричали: “Сюрпрайз!” и зааплодировали. Придя через некоторое время в себя, я сел за руль и сказал: “Ну что, в грузинский?”. Оказалось, что грузинского ресторана в Цюрихе нет, но есть в Лозанне. А это два с половиной часа и в противоположном Ишглю направлении. И мы поехали в горы.

А потом мы полетели – уже втроём – в Берлин, чтобы отпраздновать 80-летие нашей тёти Жанны. Но перед юбилеем решили встретиться с давними друзьями. Борю Фельдмана я знаю с 1978 года – с “молодёжкинских” времён (кстати, в конце марта нашей газете тоже “стукнет” 80). А Диму с 17-летнего возраста (его). Мы уже почти как родственники и у нас родственные бизнесы, если радость можно назвать бизнесом. И у них чудесные жёны – Оля и Маша. Как и в случае с Лёшей, я с трудом подавляю в себе соблазн рассказать семьдесят пять историй про нас с Борей и Димой. Короче, я написал Боре: “Боря, мы живём на углу Кудама и Несторштрассе. Можем, пожалуйста, поужинать где-то рядом с этим углом, мы очень устали?”. Боря тут же откликнулся: “Конечно можем! Предлагаю лучший грузинский ресторан Европы – “Супра”. Это рядом…”

Спорить с Борей бесполезно. Ехали мы сорок минут. “Супра” – действительно превосходный грузинский ресторан. Мы с женой не стали смотреть в меню, а по памяти перечислили лучшие блюда “Алаверды” (все они, естественно, оказались в наличии и тут) и не прогадали. Я рассказал друзьям про грузинскую гастрономическую тему текущего европейского путешествия. Они посмеялись. “Не могу смотреть на пхали”, – сказал я. “Не смотри!”, – сказали они. И снова было тепло и весело. Мы любим этих людей. И красивые грузины и грузинки танцевали и кричали “Цха!”, то угрожая друг другу кинжалами, то лаская обжигающими взглядами.

А утром мы пошли гулять по Берлину. И не разобравшись, сгоряча забрались на смотровую площадку Берлинского кафедрального собора, построенного по заказу правившей тогда Пруссией династией Гогенцоллернов, судя по всему – жутких любителей альпинизма. Там, если начинаешь подниматься и понимаешь, что это – ошибка, то обратного пути нет: немцы, оказывается, предупреждают об этом табличками на первом этаже. И, конечно, после ужина в грузинском с Борей, Димой и их жёнами, восхождение – последнее, что надо человеку даже тренированному, вроде меня. И на позднем завтраке у тёти Жанны я жаловался на коварных Гогенцоллернов, а потом спросил:

– А где завтра будем праздновать юбилей?

И тётя Жанна ответила:

– В “Мадлоба”. Отличный грузинский ресторан. Тебе понравится…

Короче, было классно. Рапсодии не получилось. Ну и ладно.

Александр Этман.