Честно говоря, на сегодня я приготовил большой материал про скандал с чатом, о котором рассказывал позавчера. Но он получился очень большим и пойдёт завтра в газете. Я вернусь к теме на следующей неделе и никуда не опоздаю, потому что речь пойдёт не об ошибке со случайным включением советником Трампа по национальной безопасности Майклом Уолтцем (за что он изгнан из состава делегации, улетевшей вчера на поимку Гренландии и заменён вице-президентом Вэнсом) убеждённого антитрамписта в чат, который должен был быть сверхсекретным, а о том, что ряд дилетантов, которых президент выбрал на ряд ключевых должностей и которые несли примитивную, легко опровергаемую чушь на слушаниях в Комитете разведки, ему, возможно, стоит поменять, если он действительно хочет “Сделать Америку великой снова”.
Попутно очень прошу немного “заколебавшего” меня флоридского человека (из одной непонятной мне группы, куда меня упорно вставляют против моей воли), который недоумевает, почему я пишу о том, “что НЕ КОМУ не интИресно”, просто не читать. Я восприимчив к критике, но очень не люблю глупых, а ещё больше – глупых и неграмотных (есть у меня и такой минус), и людям, которые в слове “никому” делают две ошибки, сюда не надо. Пожалуйста…
Сегодня – день рождения одного из самых интересных и своеобразных городов Франции – Марселя. И я предлагаю вашему вниманию свою марсельскую зарисовку, вернее маленький её фрагмент.
* * *
…Утром сначала запахло рыбой, и только потом нашим взорам предстал Марсель. Из всех знакомых, там побывавших, только наш семейный адвокат Александр Михайлович Толмацкий отозвался о нем хорошо. Встреченный накануне в корабельной бане хмурый дядя из Уфы сказал, что он – старый моряк, бывал в Марселе неоднократно, но кроме портовых публичных домов ничего так и не вспомнил.
Лично я был настроен оптимистично. Во-первых, я верю нашему семейному адвокату. Во-вторых, здесь родились Фернандель и Мариус Петипа, поставивший почти все классические балеты на русской сцене. В-третьих, недалеко от Марселя расположен замок Иф, а уж историю об Эдмоне Дантесе, которого запрятали туда плохие люди, знают все более-менее интеллигентные люди. Впрочем, вечером по внутреннему радио круизного лайнера какой-то человек рассказывал своими словами сюжет “Графа Монте-Кристо” и американские пассажиры, скопившиеся на палубах, внимали ему со вниманием, не оставлявшим сомнения в том, что они слышат эту историю впервые. В-четвертых, здесь родилась “Марсельеза”. В-пятых, в Марселе почти 80 тысяч евреев – и это восьмая по величине еврейская колония в Европе. Что не удивительно: Марсель похож на Одессу. Это прямо Одесса Франции. Со своим “Привозом”. Кроме того, я когда-то читал о соборе Нотр-Дам де ля Гард, базилике Святого Виктора и музее моды.
Восемьдесят тысяч евреев, очевидно, проспали наш приезд. Зато столько арабов я не видел даже при отправлении из чикагского аэропорта О’Хэра саудовского самолета. Арабы вели себя, к слову, исключительно миролюбиво: кто-то что-то
подметал, кто-то мыл, кто-то сонно курил… Рынок в Марселе очень живописен. Он меньше, но в несколько раз ярче и
громче барселонского. Здесь можно встретить не только арабов, но и афрофранцузов. Продается все – от неощипанного петуха до здоровенных рыбин – как на полотнах фламандцев.
Потом мы вышли на красивую площадь с трамваями, там нашли кафе со столиками на улице и заказали кофе с теплыми шоколадными круасанами. А потом на пристани купили билеты в замок Иф и на пляж Фриоли.
Нашими соседями пароме оказались трое детей и трое взрослых. Все они разговаривали по-французски. Рядом со мной сидела семилетняя, наверное, девочка, в ковбойском костюме с огромным пистолетом.
– Бонжур, – приветливо улыбнулся я.
Улыбнувшись в ответ, она приставила пистолетное дуло к моему виску и спустила курок. Ее мама одобрительно засмеялась. Я подумал, что девочка-ковбой по флюидам опознала во мне еврея и что она из Туниса. Но я немного ошибся: вскоре мы выяснили, что они из Алжира, недавно переехали и вот, едут на пароме в замок Иф. Во время беседы девочка стреляла по
проходящим паромам, катерам и яхтам, не забывая, впрочем, про контрольные выстрелы в мою голову. Арабские девочки очень воинственны.
При подходе к замку выяснилось, что он окружен строительными лесами. Пожилой француз, Лоран, сидевший напротив, сообщил, что делать там – совершенно нечего. Гораздо умнее, на его взгляд, поехать на пароме сразу на Фриоли – это непередаваемой красоты гроты и песочный пляж, где можно купаться в теплой и прозрачной воде. Его дочь – красавица лет двадцати
пяти с хорошим английским – подтвердила это. А арабки высадились с радостью. По дороге на берег девочка застрелила капитана и двоих матросов. Наш француз, наблюдая за этим, бормотал себе под нос какие-то нетеплые слова.
– Как вам Марсель? – наконец спросил он.
– Да мы тут всего два часа, – сказал я.
– Очень много нефранцузов, – неожиданно заметила моя обычно очень толерантная жена.
Лорана прорвало. Он сказал, что сил его больше нет, что проклятые социалисты сделали из его страны чёрт те знает что и он не смотрит больше футбол, потому что в национальной команде Франции играет только один настоящий француз.
Красавица-дочь Лорана, впоследствии оказавшаяся его женой (ему 59, ей – 29) завязала с моей женой оживленный диалог. Она – певица и компьютерный дизайнер. Мечтает приехать в Нью-Йорк, записать диск. Лоран тем временем объяснял мне преимущества подхода де Голля к иммиграционному вопросу (эта тема его действительно волновала).
– Они женаты, тридцать лет разницы, – шепнула жена.
Он сразу догадался, о чем шепот. Французы почти никогда не говорят о своих женах: они опасаются, что собеседник может знать об этом предмете больше, чем они сами. Но со мной – иностранцем – Лоран был откровенен: они встретились десять лет назад, он влюбился, она привыкла. Были проблемы с разводом и долги, они уехали в Таиланд, там жили в горах, почти без людей, она рожала и плакала. Она очень здорово поет и у нее обязательно получится, только она – молодая и очень красивая и если уедет в Нью-Йорк, этим, наверное, все и кончится, потому что он уже почти старик, но все равно не жалеет ни о чем, потому что она – самая большая любовь его жизни и дети, наверное, останутся ему.
Я опешил от такого откровения, которое встречал раньше только в процессе очень русских застолий.
Потом Лоран достал из корзины четыре огромных бутерброда, роздал их детям и жене, которые принялись с удовольствием жевать. Потом он подумал, полез в корзинку и протянул две большие, холодные со льда сливы нам.
Фриоли действительно поразили скалисто-скуластой красотой и теплым морем. У нас, правда, оставались всего два часа на этот рай и мы практически целиком провели их в воде. Лоран стоял на берегу, охраняя наши вещи от афрофранцузов, зачем-то загоравших неподалеку, хотя любезные афрофранцузы не предпринимали никаких попыток похитить мои шорты.
По пути на судно мы зашли в один из ресторанчиков на набережной и заказали суп буйабес.
– Какое вино предпочитаете? – сразу спросил старик-официант.
– А какое вино подходит к буйабесу?
– Любое, но сейчас сентябрь, я рекомендую розовое вино. В августе и сентябре нужно пить розовое. Красное нужно пить зимой, с октября по март, оно греет, а белое – весной и летом, с апреля по июль.
Он принес хлеб, сыр, маслины, вино и лед. Потом притащил суп. Буйабес плескался в горшке, а на огромной тарелке лежали вываренные в нем рыбины и омар (или просто лобстер). К супу шли сухарики и тягучий чесночный соус.
– Так, понятно, – сказал официант, понаблюдав немного за моими потугами налить суп в тарелки. – Я сделаю все сам, не шевелитесь…
И он сделал. И я не скажу – как. Просто когда вы окажетесь в Марселе, не забудьте попросить официанта подать вам буйабес правильно. Не бойтесь показаться тем, кем вы есть – дилетантом в буйабесе. Не пожалеете.
..Мы покидали Лионский залив на закате. Холмы Прованса казались плюшевыми. Говорят, фокейцы, высадившиеся здесь в 600-м году до нашей эры и основавшие поселение, которое позднее назвали Массилией, попали со своих галер прямо на бал: король лигурийского племени Нан выдавал замуж дочь и созвал пир с тем, чтобы она могла бы выбрать себе жениха. Выбор красавицы
(а может и не красавицы – кто знает?) пал на фокейца Протиса. И если верить легенде, солнце в ту ночь передумало садиться и окрестные холмы, наверно, казались пришельцам такими же плюшевыми…
Александр Этман.