Уехавшие из Латвии относятся к ней более трепетно, чем многие живущие там. Это нормально. Недавно официантка каталонского ресторана в Амстердаме чуть не всплакнула у меня на плече, вспомнив родную Барселону, а гениальный коротышка Анри де Тулуз-Лотрек всю жизнь при каждом удобном случае сбегал отовсюду в родной Альби к берегам любимого Тарна, дрался в Париже с могучим русским танцором Валентином Бескостным из-за того, что тот не верил, что мореплаватель Лаперуз родом из предместий Альби и завещал городу все свои работы. Любой бывший рижанин, даже объездивший весь мир, благосклонно скажет, оказавшись в дюнах Аркашона или Ла-Платы: “Почти как в Юрмале”. Всем выходцам с янтарных берегов совершенно ясно, что он имеет в виду: место может быть “похоже на Юрмалу” или “почти как в Юрмале”, но “точно как в Юрмале” быть не может, не говоря уже о “лучше, чем в Юрмале”. И мы вот уже 32 года летаем “домой”, хотя уже больше половины жизни наш дом – на берегу Мичигана.
Конечно, 24 февраля изменило Латвию, как и весь мир. Раскаты грома с востока, скачок цен, непредсказуемость намерений неприятеля и смутное недоверие к обещаниям друзей сделало людей тревожными. Глубоко вникнуть времени не было, но русскоязычное население однозначно разделено: большая часть (и почти вся молодежь) – против войны и считает Путина агрессором, меньшая (и, в основном, пожилая) симпатизирует ему и ставит знак равенства между российским лидером и Россией (это, на мой взгляд расхожая ошибка, допускаемая, кстати, и теми, кто “отменяет” Чайковского, Чехова и русский язык на Западе). Кроме того, в день нашего приезда в Парке Победы снесли 79-метровую стелу, центральный элемент памятника советским солдатам, который дословно назывался “Памятником воинам Советской Армии – освободителям Советской Латвии и Риги от немецко-фашистских захватчиков”. Местные журналисты зачем-то интересовались моим мнением на этот счёт. Я отвечал, что когда в моём Чикаго сносят памятники Колумбу и президентам-плантаторам (а они почти все были плантаторами), я реагирую резко “против”. Я – гражданин США, и живя там, пока ещё пользуюсь ускользающим уже правом говорить, что думаю. Высказываться же о том, что происходит в Латвии – морального права не имею. Хотя я в принципе против любых войн с памятниками, мне почему-то кажется это ужасной глупостью и я даже думаю, что люди, отдающие и выполняющие приказ уничтожить память, смогут в определенных обстоятельствах уничтожить и тех, кому она дорога.
Мы приезжаем в Латвию ненадолго и на свидания – с родными людьми, детством, юностью, соснами, морем, могилами родителей, бабушек с дедушками и множащимися, к сожалению, могилами друзей. И каждый раз, договариваясь о посиделках, мы просили избегать тем “войны и мира”, но достичь этого не удалось ни разу.
Случилось и несколько незапланированных встреч. Я, например, помнил про день рождения помрежа спектакля “Танго “Эспланада” Светы Соколовой и поздравил её в Фейсбуке, но совершенно забыл о том, что в этот же день четыре года назад состоялась рижская премьера моей пьесы. А они отмечали и мы нагрянули к ним уже поздним вечером и случился веселый праздник под дождём. На легендарной Йомас повстречались с друзьями и знакомыми: кто-то приехал как мы, кто-то – переждать. А ещё договорились о видеоинтервью с Диной Ильиничной Рубиной, ведущим “И грянул Грэм” Вадимом Радионовым, другими интересными людьми…
Мне было 20 лет, когда, оказавшись в Москве, я взял интервью у Андрея Макаревича для рижской газеты “Советская молодёжь” у него дома, на Ленинском проспекте. Я тогда вёл “Дискоклуб” в газете, знал все песни “Машины” наизусть, они составляли “десятку” нашего “хит-парада”, но я робел, задавал, помню, какие-то идиотские вопросы. Ответов, впрочем, хватило на целую полосу в воскресной газете. Чтобы напечатать статью о “ненадёжной” группе, тогдашний редактор ушёл в краткосрочный отпуск и газету отважно подписал его зам – Владимир Стешенко, за что я ему я безмерно благодарен (кстати, то же самое произошло и со статьёй о премьере “Юноны и Авось” в Ленкоме), получил приглашение посетить фестиваль “Весенние ритмы” в Тбилиси, но главное – познакомился с отцом Андрея, Вадимом Григорьевичем, потрясающим человеком. Он был архитектором и преподавателем Архитектурного института, кавалером военных орденов и медалей (в 43-м гвардии лейтенант Макаревич потерял ногу в боях на Карельском фронте). Вадим Григорьевич отлично понимал, где мы жили и во что “ввязался” сын со своей “Машиной”, но стоял за него горой, присылал фотографии и записи, делился историями и просил лишь отсылать ему любые упоминания об Андрее и его друзьях.
Потом были и другие встречи, но 30 августа мне вспомнился Вадим, и я об этом сказал его сыну. И поздравил его с успешной презентацией вина “Три кота” в Израиле. И еще хотел поздравить с недавним рождением сына, но подумал, что сначала надо было – с сыном, а уж потом – с “Котами”. И тогда мы просто решили сфотографироваться, и он сказал: “Ну что это, я с рюмкой. А вы?”. А я честно сказал: “А я уже…” А потом был еще один чудесный вечер, где Андрей пел, и моя жена вдруг расплакалась, и вспоминала рижские и чикагские концерты, и он её утешал, улыбаясь. Это было 1 сентября. А на следующий день Министерство юстиции Российской Федерации внесло Андрея Макаревича в реестр физических лиц – иностранных агентов. И я сказал жене: “Вот видишь, что ты наделала!”. И жена испугалась, а я сказал, что пошутил и подумал, что Вадим Григорьевич, который так гордился сыном, сейчас гордился бы им ещё больше. А потом достал телефон и поздравил Андрея в электронном виде. Как и десятки тысяч других – тех, что уважают и любят этого мегаталантливого и порядочного человека.
Александр Этман.
P.S. Кстати, ещё об иноагентах. В минувшее воскресенье Алла Борисовна Пугачева обратилась в Минюст РФ со следующим заявлением: “Прошу зачислить меня в ряды иноагентов моей любимой страны, ибо я солидарна со своим мужем – честным, порядочным и искренним человеком, настоящим и неподкупным патриотом России, желающим Родине процветания, мирной жизни, свободы слова и прекращения гибели наших ребят за иллюзорные цели, делающие нашу страну изгоем и утяжеляющие жизнь наших граждан. Алла Пугачева”. На заявление певицы стремительно отреагировал вице-спикер Госдумы и соавтор законопроекта об иностранных агентах Петр Толстой: “Самое, наверное, грустное для артиста – перестать чувствовать свою страну и свой народ, выпасть из истории своей родины. И у Пугачевой, в отличие от Галкина, другой страны не будет. И иноагентом она не станет, и поддержки среди порядочных русских людей уже не найдет. Примадонне место в историческом музее времен СССР. Мне жаль, что бывшая самая популярная певица страны, настолько утратила связь с реальностью и солидарна с теми, кто сегодня желает поражения России, – сказал Толстой. Праправнук, кстати, великого Льва Николаевича и ярчайший пример деградации ветви.