Старые блокноты подсказали, что на этой неделе – 32-я годовщина великой “шпротной войны” между Эстонией и Латвией. Была так называемая “футбольная война” между Сальвадором и Гондурасом (с 14 по 20 июля 1969 года), когда Гондурас проиграл Сальвадору в отборочном матче чемпионата мира и обида оказалась такой нестерпимой, что общие потери составили несколько тысяч человек. Но была и “шпротная”, без жертв, но очень смешная.

В начале 90-х, если вы помните, прибалтийские государства, которые обрели независимость, с удивлением обнаружили, что в Балтийском море всё ещё живёт рыба. И было чему удивиться: в советское время на берегах Балтики понастроили целлюлозно-бумажных комбинатов, которые сбрасывали отходы в воду и “вся умная рыба, – как однажды после дегустации тихо сказал мне парторг рыболовецкого колхоза “Бривайс вилнис” (“Свободная волна”) в латвийской Салацгриве, – “ушла к шведским, датским и немецким берегам, а глупая осталась и мы её вылавливаем. Это шпроты”.

Я не согласился с парторгом. Шпрота – это рыба-патриот. Патриотами не рождаются, а становятся. В ЮАР патриотом называют белого человека, который не может продать свой дом. Субтильная от постоянного пребывания в целлюлозе шпрота не смогла уплыть с бельдюгой (луцишами) и камбалой в Швецию и осталась. Враги, завистники и ученые-абстиненты называют шпроты “канцерогеном в банке”. Но она отлично идет под водочку, а если, прокоптив, её заливать не машинным, а оливковым маслом и сократить добавки бензпирена (или бензоапирена, что одно и то же, и в умных книгах характеризуется как “чрезвычайно токсичное ароматическое соединение для млекопитающих) то будет чуть менее вкусно, но проживёте на год дольше и без изжоги.

Короче, для всех трех прибалтийских стран – Эстонии, Латвии и Литвы – шпроты являются не только важным экспортным продуктом, но и своеобразным культурным пластом. Мне кажется, что латышские дайны написаны под влиянием поедания шпрот в большом количестве. Дайн не помню (за исключением двух – брюнетки и блондинки), а хокку знаю (в моем вольном переводе):

Ветер дует, ломаются сосны, догорает костер.
Скоро Лиго. И шпрота клюет хорошо.
Почему бы не выпить?

И вот, в начале 90-х латвийские рыбаки, выйдя как-то в море, увидели, что эстонские рыбаки ловят исконно латышские шпроты в исконно латвийских водах.

– Эй, эстонские рыбаки! – закричали латышские рыбаки. – Что вы делаете в наших территориальных водах?

Хотя поведение эстонских рыбаков не оставляло никаких сомнений в том, что они делали.

На вопрос латыши не получили ответа и не потому, что эстонцы не знали, что ответить, а потому что они привыкли обдумывать свои ответы. Обдумав, они закричали латышам: “Идите на куй, латышская рыболовная лодка!”. Латыши, литовцы и эстонцы вынуждены ругаться между собой по-русски, потому что они издревле не знают языков друг друга.

Тогда латышские рыбаки вызвали пограничный катер. У Латвии в то время был чудесный, очень красивый и быстроходный пограничный катер (сейчас их много) и он примчался в район конфликта через неделю, немедленно выйдя из Риги, а до Салацигривы там миль 40), когда эстонские рыбаки уже продавали латышские шпроты под видом эстонских финнам. Была заявлена нота протеста и предупреждено, что возможна эскалация военного конфликта, если эстонцы и в дальнейшем вздумают покуситься на латышскую шпроту. Но эстонцы, у которых отлично была поставлена разведка, прекрасно знали, что два забытых советской армией танка времен Великой Отечественной, состоявших тогда на вооружении латвийской армии, разобраны и в лучшем случае могут быть готовы к войне только через год. Поэтому они продолжали вызывающе ловить в латвийских водах, и не только шпроты но и случайно заплывшую туда селедку, что являлось вопиющим нарушением Женевской конвенции.

Пока латыши размышляли над тем, как ответить, петушок на Домском соборе прокукарекал страшную весть: с юга в латвийские морские просторы вторглись литовские рыбаки. Латыши оказались в рыболовецком котле и не знали, что делать, потому что воевать они пророчески собирались только с Россией.

И тут один ассимилировавшийся еврей, который тогда сидел в латвийском Сейме (или Сайме), придумал совершенно потрясающую контратаку.

– Если они, – сказал еврей по-латышски, – ловят нашу латвийскую селедку и наши латвийские же шпроты в наших водах, то давайте мы тоже будем ловить, только в их водах. Когда мой сосед, – пояснил еврей, – стал подбивать клинья к моей жене, я вместо того, чтобы устраивать скандал, стал подбивать клинья к его жене, и так удачно, что его жена вообще сказала, что ей мучительно больно за бесцельно прожитые годы и она хочет перейти ко мне. И тогда сосед отстал от моей жены и вообще съехал. Вместе, к сожалению, со своей женой. Потому что мне она успела очень понравиться.

И тогда еврею-депутату задали один-единственный вопрос: какова вероятность того, что если, мол, мы, начнем активно ловить в их водах, то эстонцы и литовцы куда-нибудь съедут? Но, посмеявшись, все-таки приняли предложение. И через четыре месяца три президента собрались в Риге и по-русски договорились не нарушать Женевскую конвенцию, хотя в нее тогда ещё не входили.

Прошло много лет. Я обожаю свою родную Латвию. Я очень скучаю и жизнь всё время намекает, что если ты хочешь жить, скажем мягко, интеллектуально наполненнее, то нужно возвращаться к родным пенатам. Не все, кто живет в Латвии, так думают, но это их дело, а моё дело – это лично моё дело. Я мечтаю жить в маленьком домике недалеко от моря и писать книжки. А когда надоест писать – гулять по пляжу, вдыхать запах соснового леса и водорослей. В любую погоду. Причём я могу и люблю делать это один. Или с женой. И вспоминать безмятежные времена – как наяву (с запахами и аудиорядом, я это умею). Кроме того, у меня там чудесные друзья. И подруги. И я люблю шпроты. И бензпирен меня пугает не больше иных химических соединений, из которых состоит американская еда. А на полках тамошних магазинов лежат латвийские, эстонские и литовские шпроты. И никого уже не волнует, где они выловлены. Меня волнует лишь, отчего они там дороже, чем в Чикаго или Майами.

Не все знают, что рижские дрессированные шпроты прямо из воды, минуя цеха, сами вплывают в золотистые жестяные, а теперь и в стеклянные банки и отправляются в США, выделяя органический бензпирен, дозревая в пути и плюя на инфляцию. Хотите верьте, а хотите – нет. Однажды я привез в Ригу моего друга греко-американца и он заключил контракты, благодаря которым бывший советский американский народ ест наши шпроты долгие годы, нахваливает и не подозревает, что дешевле их нигде не купить и что к этому самое непосредственное отношение имею я.

Александр Этман.