Ровно 20 лет назад замечательный американский артист Билли Кристал, которому недавно исполнилось 77, выпустил книгу “700 воскресений”. Годом раньше он дебютировал на Бродвее со сценической версией своего сочинения. Писателем Кристал стал уже будучи знаменитым стенд-ап комиком, ведущим церемоний “Оскара” и великолепным актёром. Впервые он появился на экранах 55 лет назад в сериале “Мыло” и сразу стал любимцем Америки. С тех пор он снялся в очень успешных фильмах “Сбрось маму с поезда”, “Городские пижоны”, “Когда Гарри встретил Салли”, “Деконструируя Гарри”, “Забудь о Париже”, “Анализируй это” и “Анализируй то”. 9 раз он был ведущим церемонии вручения наград американской киноакадемии “Оскар”. Чудесный человек, умница, остроумница. Мне повезло перевести на русский язык эту его книгу “700 воскресений”. Она посвящена памяти отца Билли, который умер молодым. Билли пересчитал количество воскресных дней, которые он успел провести со своим отцом и так родилось название и этой очень трогательной, очень теплой, местами очень драматичной, но наполненной любовью и юмором книги. Я получал настоящее удовольствие от работы над ней. В “Семистах воскресеньях” Кристал вспоминает своих родственников, бабушек и дедушек, которые по маминой линии были из России, а по папиной из, кажется, Австрии, друзей отца, который был одним из первых джазовых антерпренеров в Соединённых Штатах. Предлагаю вам кусочек своего перевода.

* * *

…Я почти уже выехал на шоссе Вест Сайд, буквально в минуте от того места, где еще недавно стояли башни-близнецы и где я живу сейчас, как зазвонил телефон. Звонил мой брат Джоэл.

– Билли, послушай! У нас большая проблема. У мамы инсульт…

– Что?

– Я нашел ее на полу в гостиной. Врачи говорят, она восстановится полностью, но пока в это трудно поверить. Она очень растеряна. Мы находимся в отделении скорой помощи госпиталя Лонг Бич, так что гони сюда как можно быстрее. Понял? Увидимся, пока…

Пораженные внезапностью известия и в страхе перед тем, что может случиться, мы за полтора часа добрались до Лонг Бич. Я встретился с врачом.

– Да, – сказал он, – это инсульт, но уж ежели тебе суждено получить инсульт, то это тот вид инсульта, который ты хотел бы получить.

– Доктор, – сказал я. – Выражайтесь точнее, что вы имеете в виду?

Он показал мне снимки. Я увидел этого “злодея”.

– Кровоизлияние, – сказал он, – произошло в одном из самых безопасных мест мозга. Она восстановится полностью, но ее левая рука пока безжизненна. Ваша мать находится вон там, – и он махнул рукой.

Я посмотрел в заданном им направлении и увидел мать. Над ней стоял медбрат.

Она действительно не могла пошевелить левой рукой, но была почти в себе. Во всяком случае, она знала, что мы должны приехать. Мы видели, что как только мать пришла в себя, то стала проверять свое тело с целью выяснить, каков урон. Она сразу увидела, что рука не в порядке. Тогда она взяла простынку и набросила ее здоровой рукой на больную. Она старалась держать отказавшую руку так, чтобы мы ни о чем не догадались, когда придем. Она не хотела волновать нас! И когда я понял цель этих ее манипуляций, то подумал: “Боже, до чего же она чудесная женщина…”

– Мама, мам… Я здесь. Дженис тоже здесь. Скоро прилетит Рип и Джоэл уже здесь. Все будет хорошо, мама. Я говорил с твоим доктором, он сказал, что полностью восстановишься. Ну не замечательно ли это?

Она смотрела на меня растерянно. Я внимательно рассматривал ее лицо. Я никогда не думал о своей матери как о старухе. Ей было за восемьдесят, но в душе она оставалась всегда молодой. Сейчас она выглядела плохо – измученной и бесконечно усталой, но отважно предпримала попытки приподнять голову или даже сесть. Складывалось такое впечатление, будто она хочет сказать мне: “Слушай, давай-ка поедем отсюда домой!”. Но вместо этого она проговорила жалобным голоском маленькой девочки:

– У меня болит голова…

Я был шокирован, но не показал этого.

– Конечно, мама, это понятно. Болит здесь?

– Да, – еле шепнула она.

Я стал тихонько массировать ее затылок левой рукой, а правой держал ее за здоровую руку.

– Я всегда буду заботиться о тебе, мама. Всегда…

– Спасибо, – выдохнула она.

И после этого – замолчала. Она молчала и просто смотрела перед собой.

Прошел день, потом еще один… Я ворвался к врачу, на моем лице отражались гнев и страх:

– Вы что-то скрываете от меня? Она не разговаривает уже более суток…

– Билли, – сказал доктор, – успокойтесь. Ваша мама может разговаривать, если захочет, но она не хочет пока. Ее мозг тестирует себя сейчас, пытаясь разобраться, что произошло с ним. И сейчас – и это совершенно нормально – она злится.

И доктор был прав. Она была – в буквальном смысле этого слова – вне себя – от гнева, что Создатель позволил случиться такому.

– И как я могу помочь ей заговорить вновь? – спросил я его.

– Билл, при всем уважении к вам… Я слышал, как вы сказали ей, что говорили со мной, и о полном выздоровлении тоже, и я почти уверен, что так и будет, но она… не хочет обсуждать это сейчас…

– Как же я могу общаться с ней? – спросил я.

– Ну, просто разговаривайте о всякой будничной ерунде. О пустяках…

– Спасибо, извините, доктор.

Он кивнул.

Я вернулся к ней в палату. Она по-прежнему глядела в пустоту. Это было необычно. Словно кто-то забрал мать и заменил ее дубликатом. Это была она, но… не она, понимаете? Мне хотелось закричать: “Верните мне мою мать!” И я стал разговаривать с ней…

– Мама, вчерашняя игра была бесподобной. В девятом иннинге “Янкиз” проигрывали со счетом 1:3 и сумели сравнять счет! Стадион ликовал. А потом Дерек Джетер хорошенько попал по мячу и они выиграли!

И вдруг мама сказала:

– Наконец-то! Потому что в последнее время Дерек играл отвратительно…

Моя эйфория длилась недолго. У этих инсультов – дерьмовые характеры. Они ужасны. Это ужасная болезнь. Небольшой прогресс вроде этого и… тут же несколько шагов назад. Сегодня ты улыбаешься и инсульт мгновенно замечает это, и ты получаешь пощечину. Хитрющий, жестокий недуг. Каждый раз я отправлялся в госпиталь с тяжелым сердцем.

Я вспомнил, как впервые попал в эти стены. Мне было лет девять. Это случилось сразу же после того, как мы купили машину. Мама заболела воспалением легких, приехала “скорая” и ее забрали, с сиреной – как полагается. Я стоял у дверей в тот момент, когда ее выносили на носилках с кислородной маской на лице. Она слабо махнула рукой:

– Не беспокойся, Билли. Все будет хорошо.

Они забрали ее, включили сирену и умчались. Я был потрясен и напуган: мою маму увезли в госпиталь! Мне было страшно. Точно так же, как и теперь.

На следующий день я позвонил ей в больницу. Гремел гром, сверкали молнии, ливень хлестал как из ведра. Я сказал:

– Мама, я сейчас приеду. Я отрепетировал новый номер, он очень смешной. Я хочу развеселить тебя.

– Ты не имеешь права приходить сюда, – сказала мама. – Тебе еще нет шестнадцати.

– Значит, я покажу тебе этот номер с улицы, ты будешь смотреть в окно, – сказал я.

– Нет, посмотри, какой ливень и ветер, – сказала она. – Тебя унесет или смоет…

– Мама, – сказал я, – ты не можешь запретить мне.

И я повесил трубку и пробежал семь кварталов до госпиталя. Дворик госпиталя напоминает по форме латинскую букву U, с большим садом у входа. Там тогда росло такое молодое деревце, высотой с человеческий рост, без веток, очень хилое. Они только посадили его. На этом ветру саженец бил поклоны до самой земли. Я встал рядом с ним, потому что отсюда открывался чудный ракурс на маму, которая сидела у окошка на третьем этаже. Когда она увидела меня под проливным дождем у этого сгибающегося на ветру деревца, то заметно расстроилась. Она стала выговаривать слова четко, чтобы я мог разобрать их по губам:

– Билли, нет! Я велела тебе не приходить. Иди домой, Билли. И-ди до-мой!

Я отрицательно мотнул головой. Я явился сюда для того, чтобы рассмешить ее. Начал я с кувырков, каких-то прыжков, словом – с того, что тогда еще мог делать. Потом у меня появилась и вовсе чудесная идея. Я разбежался и прыгнул головой вперед – в грязь, и встал – весь перепачканный и чумазый, потому что так делал актер Джеймс Дин в ее любимом фильме “Гигант”. Артикуляция с третьего этажа стала еще более жесткой:

– Нет, нет! Ты сумасшедший! Сумасшедший! Иди домой! Домой! Быстро!

И она погрозила мне пальцем.

Я снова покачал головой. Я пришел, чтобы рассмешить ее.

Я вытер лицо и вспомнил, что мама обожает фильмы с участием Чарли Чаплина. И я стал имитировать Чаплина – как мог. Я крутился вокруг деревца походкой Чарли, оставляя следы на мокрой глине. Я потом я придумал вот что: стал разговаривать с деревцем, словно с красивой девушкой, потому что Чарли всегда флиртовал со всеми в своих фильмах. И в конце я обнял деревце, наклонил его низко к земле и поцеловал – точно так же, как это делал Чарли Чаплин.

Я посмотрел наверх. Мама смеялась! Она не просто смеялась, она буквально умирала от смеха, ее плечи тряслись. Наконец она успокоилась и я снова прочитал по губам: “Иди домой!”

Я добился своего. Она посылала мне воздушные поцелуи, которые долетали до меня в целости и сохранности, несмотря на закрытое окно и проливной дождь. Я бежал семь кварталов до дома и, клянусь вам, мои кеды ни разу не коснулись земли…

…Сейчас я стоял возле этого же дерева, только теперь ему было почти пятьдесят. Стоял ноябрь, и ветви изгибались и скрючивались на пронизывающем ветру.

– Мама, помнишь, когда ты заболела воспалением легких, я прибежал сюда и пародировал Чаплина под дождем? Ты помнишь, мама? Ты еще грозила мне пальцем. А потом смеялась. Помнишь?

Она вдруг широко раскрыла глаза:

– Ты – Билли Кристал. Что ты тут делаешь?

Она не воспринимала меня как сына! Да уж, эти инсульты смахивают на грабителей банков: они врываются к вам и похищают самое дорогое – память… Они крадут вашу жизнь…

А потом все наладилось, в точности как прогнозировал врач и как мы надеялись. Левая рука вновь принялась функционировать, мать начала вставать с кровати, сначала с помощью специального приспособления, потом – самостоятельно. Мы все находились рядом и подбадривали ее как могли. Она не жаловалась и никогда не теряла чувства юмора. Однажды, когда мать медленными шажками шла с медсестрой по больничному коридору, она обернулась к нам и сказала:

– Ну что вы стоите тут просто так? Организуйте для меня какие-нибудь препятствия…

Мне нужно было уехать на три дня, на сольный концерт в Сиэтле, от которого никак не получилось отказаться. Наутро после выступления я позвонил матери в госпиталь. Рип и Джоэл передали ей трубку.

– Привет, дорогой, – звонко прощебетала она. – Как прошел концерт?

– Мама, просто прекрасно, – ответил я.

Она всегда задавала мне “технические” вопросы:

– Сколько зрителей пришло на концерт?

– Это был огромный зал, мама. Знаешь, похожий на Радио Сити Мюзик Холл. Ты ведь ведь помнишь Радио Сити Мюзик Холл?

– Конечно, – мгновенно отреагировала она. – Мы там еще смотрели Дэнни Кея в “Шуте на суде”.

– Мам, точно, – сказал я, и слезы надежды брызнули из моих глаз.

Я принялся подробно рассказывать о том, как проходил концерт, в каких местах зрители смеялись больше всего и все такое, но она внезапно остановила меня и спросила:

– Билли, дорогой, ты был счастлив?

– Да, мам, я был счастлив.

– Вот это и главное, Билли. Это самое главное в жизни…

Мне вдруг стало тяжело дышать. Я сказал:

– Мама, послушай. Тут еще такая штука… Короче, у меня важная встреча завтра в Лос-Анджелесе, но я вылечу ночным самолетом и утром буду в Нью-Йорке. Во вторник утром мы завтракаем вместе. Чего бы тебе хотелось, мамуля? Скажи, и я привезу все, что ты хочешь…

Она снова перебила меня и сказала:

– Билли, дорогой, перестань беспокоиться обо всех этих пустяках. Мы увидимся когда… увидимся…

Это был наш последний разговор. На следующий день “грабители” появились снова. На сей раз они похитили ее навсегда.
На похоронах говорили ее внуки, дядя Бернс прочитал письмо моего отца, написанное им во время войны, в котором отец признается, как счастлив он с любимой женой. Джоэл поднял людям настроение остроумной и трогательной речью, я не отстал от него, а Рип спел. Ее похоронили рядом с отцом и, несмотря на скорбь, я даже обрадовался тому факту, что они снова лежат рядом, он слева, она справа, точь-в-точь как в те семь сотен воскресений, когда я подсматривал за ними в щелочку.

И я стал сиротой. Сейчас я – 72-летний cирота. Я знаю, вы скажете: “Билли, перестань! Это случается со всеми. В определенный момент жизни мы становимся сиротами, кто раньше, кто позже”.

Но знаете что я вам скажу на это? Мне казалось, что на этот раз будет легче. В первый мне было пятнадцать, во второй – пятьдесят три. Сообщаю: слезы одинаковы на вкус. “Валун” все так же велик по размерам и весу, и потустороннесть тоже все та же. И злость все так же закипает.

Но Всемогущий однажды, если помните, уже объяснил мне, что просто так ложится карта. Итак, выходит, мы – за столом. Я сижу напротив Него и передо мною лежат пять кард, сданных Им.

Я поднимаю первую карту: “Твой рост будет метр семьдесят”.

– Ну как же так?

Поднимаю вторую: “Ты потеряешь своего отца, когда тебе будет пятнадцать”.

– Можно мне, пожалуйста, другую карту?..

А вот и она: “Твоя мать пребудет с тобой долго”.

И четвертая: “Ты женишься на изумительной женщине, у вас будут две прекрасные дочери и внуки”.

И последняя: “Ты будешь всю жизнь успешно делать то, что тебе нравится”.

Я держу карты на руках. Он внимательно изучает мою реакцию. Я бросаю на карты еще один взгляд, хотя, если по-честному, в этом нет необходимости. И я говорю:

– Я остаюсь в игре и повышаю ставки, даже если Ты решишь сыграть. Что у Тебя на руках?

Я смотрю на Него уверенно, ожидая, пока Бог обдумывает свое решение. Он смотрит на меня. Я смеюсь. И Он говорит: “Пас…” Он отказывается играть. Он понимает, что у меня не выиграть…

Перевёл

Александр Этман.