НАПРЯГАЕМ ВООБРАЖЕНИЕ…

Обещание рассказать про “лионского мясника”, одного из самых жестоких нацистских преступников и его связь с США остаётся в силе, просто по ходу работы над материалом я наткнулся на доклад Аллана Райана-младшего, специального помощника Генерального прокурора США из Уголовного отдела Министерства юстиции США, называющийся “Klaus Barbie and the

United States Government. A Report to the Attorney General of the United States” (“Клаус Барби и Правительство Соединенных Штатов. Отчет для Генерального прокурора Соединенных Штатов Америки”), который никогда на русский язык не переводился. И всплыло столько деталей… Оказалось, что Counter Intelligence Corps или CIC (Корпус контрразведки) пригрел не одного Барби, но еще как минимум 13 высокопоставленных военных преступников, включая римского священника, хорвата Крунослава Драгановича, идеолога усташей, переправлявшего их в Южную Америку. А когда выяснилось, среди платных агентов CIC были автор “Над пропастью во ржи”, канцлер Германии и самый известный и толковый государственный секретарь США за всю историю нашей страны, я понял: придётся поменять формат. Для относительно короткой воскресной заставки вызревающий материал не подходит. Я адресую вас на наш новый классный сайт www.svet.com сразу же, как статья “Генералы крысиных троп” будет готова и опубликована там. Похоже, даже с продолжениями. А сегодня – о другом.

…”Те, кто делают фильмы для широкого потребителя, определяют направление образа мыслей, нравственное и психологическое состояние целых народов, на которые повседневно обрушиваются с экранов лавины примитивных изображений, – говорил Федерико Феллини. – Я немного беспокоюсь относительно того, насколько стремительно умственно скудеет человек. Если меня спросят, в чем отличие современного мира от мира моего детства, я отвечу, что в основном оно сводится к большему распространению в прошлом мастурбации. Не то, чтобы теперь она совсем отсутствовала, просто тогда она несла другой смысл. Мастурбация символизирует другой тип мироустройства. Нужно напрягать свое воображение…” Федерико не знал, что вскоре появятся порносайты.

…Обожаю Италию. Каким же я был идиотом, что не остался в ней в 89-м году! Была же возможность! Простите за нескромность, но приблизительно то же самое под конец своей странной жизни сообщал приближенным Николай Гоголь. Гоголь, конечно, был антисемитом и шизофреником, но об Италии я впервые вычитал у него и поверил. Говорят, что антисемит не может быть гением. Это не так. Гоголь был. И антисемит, и псих, но гений. И Гоголь даже писал об Италии стихи. Не очень хорошие. Я бы даже сказал – плохие. Но стихи! Мощь своей прозы он хорошо осознавал, но ему казалось, что ее не хватит, чтобы передать свои чувства по отношению к этому кусочку мира:

Италия – роскошная страна!

Лимон горит и веет аромат.

Стихи, согласитесь, полное говно. Такие нам пачками присылают рифмоплеты-графоманы. Но это Гоголь!

Вообще-то царь Николай Первый – по советской версии “душитель” и всё такое, на самом деле многое сделавший для русской культуры и литературы, в частности – дал Гоголю 5 тысяч золотом вовсе не для того, чтобы он в Италии писал панегирики этой стране, а исключительно на пансион на время написания “Мертвых душ”. Тем не менее через полгода пребывания в Вечном городе в письме родным он сообщил, что пишет повесть “Рим”. Родные похвастались этим в свете. Гоголя вызвал российский посланник в Риме и незлобиво напомнил о цели пребывания на Аппенинах. Гоголь был понятливым малым: после царского окрика он написал там не только “Мертвые души”, но и “Шинель”, и “Тараса Бульбу”. За 9 проведенных в Италии лет (кстати, вдумайтесь, он начал писать в 22 года, умер в 43, то есть практически половину творческой жизни прожил в Италии, а ведь он еще жил в Германии и Швейцарии!) Гоголь встречался со многими интересными людьми. Его пригласила княгиня Зинаида Волконская, чтобы познакомить с дочерью и племянницами, но писатель, который панически боялся женщин, напился на приёме, что сразу сблизило его с Александром Ивановым, писавшим/пившем в Риме “Явление Христа народу” на царские же деньги. Вдвоем они ездили к Сильвестру Щедрину в Сорренто. Карл Брюллов с увлечением работал в Италии над “Последним днём Помпеи” и своими лучшими портретами. Иван Тургенев написал в Италии “Асю”, “Дворянское гнездо” и “Первую любовь”. Орест Кипренский жил там с женой-красавицей итальянкой, её же и писал, Алексея Егорова называли русским Рафаэлем, Василий Жуковский воспевал Русь из соседней с Торваяникой Помеции, Федор Иордан и Александр Марков создали во Флоренции и Неаполе, соответственно, несметное количество картин. Я же в Риме написал объяснительную консулу Соединенных Штатов по поводу кое-чего против моей воли происшедшего в СССР, шесть поздравительных тостов, одну речь за упокой и потрясающую “легенду” для трясшегося от страха бывшего капитана-подводника, которому, кстати, недавно исполнилось 90, его впустили, он жив-здоров, ест компот в Нью-Йорке и пишет воспоминания. Всё! Но я ж не великий, как Гоголь! И ХИАС – не щедрый, как Николай Первый. Приходилось крутиться.

Мне тогда казалось, что в 1989-м году не было в Италии величин, подобных Гоголю. С натяжкой величиной можно было считать Женю Гудзя, жившего неподалеку от моей Торваяники в деревушке Санта Маринелла и потом создавшего в Америке классную группу “Гоголь Борделло”. Об этом периоде своей жизни Женя сложил песню, которая начинается правдиво: “О, солнце Санта Маринеллы, излизанный тобою, я получал не раз в посольстве США отказ”.

Хотя кто искал – тот находил. Например, в 77-м Петр Вайль, уехавший из Риги на 12 лет раньше меня и живший в Остии, познакомился в Италии с Иосифом Бродским. Находил и тот, кто не искал. Именно так моя замечательная Виктория Самуиловна Токарева встретилась с Феллини. Через полтора месяца исполнится тридцать лет со дня его ухода. Токарева, к счастью, жива. Она не искала знакомства с великим итальянцем, хотя благоговела перед его фильмами как любой хороший человек и чисто профессионально – как талантливый сценарист. В начале нулевых, зимой, я приехал к ней в гости на дачу и под бульончик мы говорили о разном. В том числе Токарева вспомнила и о Феллини. Оказалось, режиссер прочитал, кажется, “Старую собаку” и, отметив “доброе”, как он выразился, дарование, пригласил писательницу в Рим. Это было в 90-м.

Я уехал из Рима в Чикаго в январе 90-го. То есть, теоретически я мог наплевать на эмигрантские будни и добиться интервью с Феллини – найти коллег-журналистов, написать письмо, споить секретаря, попросить отдыхавшего неподалёку в Анцио Марчелло Мастроянни составить протекцию, наконец, купить на Круглом рынке огромный букет, поехать к Феллинни и красиво войти в доверие к Джульетте Мазине. Но мне такое и в голову не приходило. Я был молод, глуп и ответственен. Жена и сын хотели есть. Поэтому я ездил по Италии и продавал скатерти, страшные советские презервативы, крепдешин и “Командирские” часы. И однажды по пути совершенно случайно оказался в Римини. Там, где родился Федерико.

Это было в начале декабря. Я бродил по набережной, было сыро и очень тихо, и казалось, что тот самый корабль вот-вот выплывет из адриатического тумана, и я старался понять, как и почему увиденное на экране, услышанное в диалогах героев Феллини, в музыке, которая сопровождает его артистов в кадре – увлекает, как запечатленная на пленке сказка, как чудо и игра в воображение. Это мир доброжелательный, ясный и открытый, здесь все понятно в любом слове и в жесте. И здесь есть жизнь, и есть искусство, пришедшее в кино с улицы, из событий и характеров, знакомых всем и каждому. Ближе всех к Феллинни подошел по-моему Резо Габриадзе. Жаль, что они ни разу не встретились.

Потом я уехал в Новый Свет, чтобы открыть “Новый Свет” и закопал себя в работе. А в марте 1993 года Феллини вручили его пятый “Оскар” – за выдающийся вклад в киноискусство. 30 октябя они с Джульеттой Мазиной собирались отметить золотую свадьбу. Но за 15 дней до этого Федерико разбил тяжёлый инсульт. Джульета Мазина провела всё это время у постели мужа в госпитале, упрашивая умирающего дождаться хотя бы юбилея. “Я надеюсь, что он вас слышит”, – говорила ей врач. Он слышал. А утром 31-го, через 50 лет и один день их брака Феллини умер.

Недавно я посмотрел фильм Этторе Сколы о Феллини – “Как странно зваться Федерико!” (“Che Strano Chiamarsi Federico!”). Валерий Кичин, которого убрали из “Российской газеты” после того, как он похвалил антивоенную драму украинского режиссёра Сергея Лозницы “Донбасс”, ещё в 2013-м году с горечью рассказывал, что в Каннах фильм Сколы к 10-летию смерти Феллини шёл в зале, заполненном на треть. Десять лет спустя мне кажется, что сегодня он был бы пустым, потому что уже практически некому “напрягать своё воображение”, чего прозорливо так опасался когда-то Мастер. Но вы обязательно посмотрите! Потрясающая там концовка: идет прощание с Федерико на киностудии в его любимом павильоне. И вдруг тот, кто весь фильм со спины изображал Федерико, пробирается через толпу скорбящих о его уходе и бежит по закоулкам киностудии, мимо павильонов, скульптур, декораций. А потом садится на карусель и катается на ней в детском восторге. И мелькают маленькие сценки из произведений Феллини, и звучит марш из “Амаркорда” Нино Роты, и парадом проходят герои его гениальных фильмов…

Александр Этман.