***** THE LEHMAN TRILOGY (Broadway Playhouse at Water Tower Place, 175 East Chestnut Street, Chicago, показ продлён почти на месяц – до 26 ноября). www.broadwayinchicago.com, www.ticketmaster.com

Вне зависимости от того, в какой стране вы находились, вы должны помнить 2008-й год и ту роль, которую братья Леман сыграли в наших жизнях. Так что большинство из тех, кто приходит на спектакль The Lehman Trilogy, не несут в своих сердцах особую любовь к персонажам. А уходят из театра – другими…

Если вы смотрите спектакль впервые, то когда первый герой (Мичел Файн – такой невысокий, пожилой, лысоватый актер, которому скоро стукнет 60, а то и 65) появляется на сцене и от третьего лица заявляет, что его герою слегка за 20, то первый порыв будет приблизительно таким: “Это что такое? Что, так и будет? Вместо нормальных диалогов они тут текст будут пересказывать, да еще и с указаниями действий? И даже не попытаются какую-нибудь поглощающую человека шляпу надеть, чтобы притвориться юношами или молодыми девушками? Неееееет!” Но это отчаянное “Нееееет!” резко прерывается, так как уже следующая реплика каким-то магическим образом затянет вас в стеклянный куб, в котором происходит всё действие (кстати, 3 часа 10 минут с двумя 15-минутными перерывами) и очнётесь вы только на поклонах.

Объяснять, как происходит подобное волшебство – неблагодарное и почти невозможное дело, но я попробую. Вот есть у вас друг, который рассказывает истории в лицах, дополняя их соответствующей мимикой, изменениями голоса и жестами? Но только так, чтобы его истории захватывали! А теперь умножьте это на 10 и добавьте тот факт, что так можно рассказывать не только о смешных и нелепых, но и о серьезных событиях. И тут уровень погружения оказывается такой, что ваш мозг начинает услужливо дорисовывать порт, магазин, фабрику, улицу, плантации, особняки, подводы, младенцев, небоскребы, железную дорогу, ипподром, фортепиано, молодых девушек в шляпках, картины Пикассо, грязь по колено, запах краски, дым пожара и вообще всё-всё-всё! Тут вас заставляют поверить, что вы куда-то идете или камера движется, в то время, как перемещается только прозрачный куб на сцене, он вращается вокруг своей оси, и герои, иногда шагают вместе с ним, а иногда остаются на месте, но это движение заставляет вас поверить, что они в другом месте или времени, что эти коробки уже не прилавок магазина, а конвейерная лента.

Вообще, наверное, ключевое слово этого спектакля – динамика, потому что попробуйте быть не динамичным, рассказывая историю, которая растянулась на 163 года! Так что все герои неимоверно живые (не гиперактивны, а именно живые), подвижные, пластичные, бесшовно перетекающие из одного персонажа в другой и обратно. А такой ситуации вполне законно опасаться рваности повестования, но ее нет. Ник Боулинг и Ванесса Сталлинг так мастерски адаптировали много, много-(около 9)-часовую пьесу Стефано Массини, что в ней сохранились не только ключевые события, но и весьма поэтический тон повествования.

Так о чем же это повествование? В основном, об Америке, о том, какие люди и в каких условиях ее строили. Что поразительно: есть текст “от автора”, он описывает действия, но он их не комментирует, что, конечно, помогает и показывает, что зрителя не считают жутко тупым. Например, там множество коротеньких реплик, в которых отражается атмосфера, настроения, правила и ментальность нового общества. Когда первый брат Леман, Хаим, сходит на берег в Нью-Йорке, пограничник никак не может понять его имя, и в конце концов, говорит: “Хенри?”, и Хаим соглашается (по этому же сценарию его средний брат из Мендля становится Эммануэлем (Эниш Джетмалани). Младший остался Майером (великолепный Джоуи Слотник), так как его пограничник, видимо, не имел проблем с фонетикой). После этого никто не добавляет: “В этой новой земле ты не мог оставить себе даже старое имя. Тебя звали так, как удобно было Штатам, ты терял часть себя, но обретал новые возможности”.

Сыновья торговцев скотом из Баварии оседают сначала в Алабаме, где открывают лавку по продаже тканей и костюмов, которая приносит им аж до $2,70 ежедневно. Потом Хенри приходит идея начать продавать также семена и с/х инструменты, потому что вокруг сплошные хлопковые плантации. Это кажется среднему брату настолько революционным, что он не верит в успешность расширения и диверсификации бизнеса и противиться, но младший брат их примиряет, а тут как раз сгорели все плантации в округе, и фермерам нужно начинать все с нуля. Братья разрабатывают систему бартера и кредитования, и после этого машину под названием the Lehman Brothers ничего не могло остановить. Они перешли на хлопок, они стали посредниками, фактически, изобретя это слово и понятие. Хенри умер от лихорадки, но Эммануэль и Майер пережили Гражданскую войну, удержав на плаву не только свою компанию, но и сотрудничавших с ними плантаторов и фабрики. Эм переезжает в Нью-Йорк и открывает брокерскую контору, Майер остается в Алабаме, выбивает финансирование из штата, открывает банк и занимается послевоенным восстановлением (со временем и он переедет в Нью-Йорк). В их торговые и инвестиционные интересы входит кофе, табак, железные дороги, нефть. При их непосредственном участии появляется Панамский канал (это уже больше второе поколение американских Леманов, по большей части, Филиппа).

Они становятся корпорацией и полностью уходят в мир финансов, зарабатывая на акциях, войне, атомной бомбе, послевоенном восстановлении, цифровом оборудовании и трейдинге… Мы видим, как в новом поколении всегда появляется новый Леман, который поднимает семейный бизнес на новые высоты, хотя, казалось, все и так идет неплохо. Но этот новый Леман всегда мальчик, и он всегда соблюдает правило замкнутости бизнеса – они все закрыты в кубе и никто, даже жёны не имеют права доступа к полной информации о компании или права голоса при принятии решения о ее будущем. Когда представитель старшего поколения перестает понимать, что происходит, и не может больше приносить пользы, ему какое-то время создают иллюзию важности, а потом мягко выводят из зала совещаний. Герберт Лиман не соглашался с политикой семьи, высказывал еретические мысли, что сестра – ничуть не менее полезный человек, чем брат, из-за чего не мог оставаться в правлении и начал успешную политическую карьеру, став губернатором штата Нью-Йорк, а затем и сенатором.

Финансы, так или иначе, переплетаются со всеми аспектами их жизни; ум, расчет и дальновидность отражаются и на их личной жизни. Эммануэль добивается Полин Сондхайм (ясное дело, девушка из приличной и состоятельной еврейской семьи) методично, постепенно приближаясь к стандартам ее родителей и не тратя лишние деньги на ухаживание (в частности, он не бросает в сердцах букет цветов в мусорное ведро при отказе, а аккуратно ставит в воду до следующего раза). Его сын Филипп разрабатывает план действий по поиску будущей жены едва достигнув совершеннолетия. План включает требования, критерии, оценки и выводы. При таком упорстве жена на всю жизнь после уморительного отбора, конечно, находится и полностью его устраивает. Последний Леман в бизнесе – Бобби (в детстве заявлявший, что станет художником, что его идеальная мать быстро исправляла на: “Конечно, Бобби! Банкиром-художником!”) женился три раза, протащил компанию через Великую Депрессию и не передал компанию достойному и настоящему Леману. Зато при нем стоимость компании выросла в разы, и произошло переломное событие в отношении людей с деньгами. Леманы уже очень долгое время инвестировали в компании, компании строились, обеспечивали людей товарами и услугами, Леманы зарабатывали. Но на определенном этапе возникла проблема конечности ресурсов и самих желаний людей. Ну, в самом деле, пока тебе не скажут, что ты жалкий неинтересный нищеброд, можно долго, почти бесконечно обитать на нижних этажах пирамиды Маслоу. А потом тебе сообщают, что ты достоин большего. И ты такой: “Да вроде, и так нормально… Хотя дом этот очень хочется… И машину получше… И телефон… Вы правы, не могу же я пешком ходить, в самом деле! Две машины нужны! Так удобнее. И что я как дурак без планшета! Прямо и не покажешься в приличном обществе! Да, и умные часы… И квартира во Флориде. Пусть будет…” И тебя заботливо обеспечивают таким необходимым кредитом. Чтобы ты себе все-все мог позволить!

И конечно, братья Леман никому не хотели зла. Они были умные, весёлые люди, безумно приверженные семейным ценностям. Не хотели они никакого мирового финансового кризиса. Они просто давали людям то, чего те хотели. А если они никак не могли понять, чего хотели, им подсказывали (Леманы были связаны, в том числе, и с киноиндустрией и с печатью). Никто же с пистолетом у виска не заставлял людей кредитоваться и перекредитовываться, не думая о последствиях. Сами дураки! Так что в спектакле как бы и нет моральных оценок, но аллюзии на библейские сюжеты и совершенно мефистофельская фигура Бобби никуда не делись. Никто не будет вас тыкать в это лицом, но цифры, показывающие потери в войне между Севером и Югом, как бы сами по себе превращаются просто в цифры, а потом и в финансовые показатели.

Так что если вы боитесь разговоров о финансах, вы можете продолжать это делать – это никак вам не помешает понять или полюбить этот спектакль. Вы можете не любить или даже ненавидеть братьев Леман – это не испортит вам впечатление о спектакле. И вы можете опасаться пожилых дядек изображающих младенцев сколько вашей душе угодно – но вы не сможете спорить, что то, что вы увидели – невероятно талантливо и захватывающе.

Д. Немирович.