Для большинства из вас слово, вынесенное в заголовок – незнакомо. Поэтому короткая справочная информация. Согласно официальной версии, игра появилась в конце двадцатых годов прошлого века. Латышские моряки в Англии увидели похожую игру – скорее всего, это была одна из разновидностей барного бильярда. Игра пришлась по душе морякам, и они
привезли на родину эскизы, по которым был изготовлен первый стол. Своё триумфальное шествие по стране новус начал с портовых городов. Со временем латыши отказались от английских лекал, и игра приобрела современный вид. Почти одновременно с Латвией новус получил распространение и в соседней Эстонии, где известен под названием “корона”. Сегодня в неё играют в США, Финляндии, Канаде, России, Израиле, США, Австралии, Англии, Германии, Швейцарии Южной Корее, Японии и ЮАР. С 1993 года проводятся всемирные соревнования по новусу, один из довоенных чемпионатов Европы прошёл в Украине. Новус относится к группе бильярдных игр, однако играть в него проще, да и установка игровых столов не требует много места. Комплект игры состоит из самого стола (1 м х 1 м), складных ног-подставок, набора фишек и шайб
двух цветов и двух киев. Все части комплекта выполнены из дерева. Игровой стол в форме квадрата разделен на четыре
игровые зоны, в которых располагаются деревянные фишки двух цветов для каждого игрока. По углам игрового стола находятся четыре отверстия (лузы). Задачей каждого игрока является с помощью игрового кия и шайбы загнать свои фишки в любую из четырех угловых карманов (луз). Удары по фишкам производятся по очереди. Победителем становится тот, кто первым загнал в лузы все свои фишки. Можно играть и пара на пару. Но самое главное – и это имеет ключевое отношение к рассказу – для того, чтобы фишки хорошо скользили по поверхности, она и бортики стола натираются борной кислотой – порошком белого цвета. А теперь – поехали!

* * *

Первый новусный стол мне подарили на мое 10-летие. Для этого я должен был окончить вторую четверть на “четыре” и “пять”, а самое главное, исправить “неуд” по поведению. Что было сделать тяжелее, чем окончить четверть на “четыре” и “пять”. При этом я не могу сказать, что учителя ко мне придирались. У меня был вздорный характер. Об этом свидетельствовали записи, сделанные Татьяной Ивановной Солдатенко в моем дневнике: “Во время урока по природоведению
пробрался на кухню и украл две котлеты”, или “Подрался со старшеклассником в гардеробе во время урока по природоведению”. А также: “На большой перемене пытался исправить к классном журнале кол на природоведению на четыре”.

Вскоре после появления последней записи к нам в гости приехали дедушка с бабушкой. Дедушка сразу стал раздавать карты и приглашать папу играть в кункен (это увлекательная карточная игра, но на сенодня новуса достаточно, не всё сразу). Но мама сказала:

– Полюбуйся лучше, каким хулиганом растет твой внук…

И дедушка стал рассматривать мой дневник. Сначала он хмурился, а потом стал стал улыбаться и, наконец, громко рассмеялся.

– Что там смешного? – спросила моя мама.

– Ничего, – сказал дедушка. И продолжил раздавать карты. А когда он уходил, я тихонько спросил его:

– Ты почему смеялся?

Он тайком сунул мне рубль на мороженое и ответил:

– Ну разве не забавно то, что все неприятности случаются с тобой во время урока природоведения? Молодец! Никогда не прогуливай и не дерись во время арифметики. Чтобы считать карты, нужно хорошо знать арифметику, а без природоведения можно прожить…

Но природоведение здесь было не при чем. При чем здесь была Анджела Алёнова. Для нее я крал котлеты, из-за нее дрался, кол, правда, исправлял себе. Папа у Анджелы, дядя Андрей, был грузчиком винного магазина и часто перегружался. В те дни он приходил домой поздно, минут десять “для порядку” бил тетю Нину, Анджелину маму, садился ужинать и засыпал за столом. А когда он приходил домой трезвым, то его, перед тем, как накормить, била тетя Нина, пившая ежедневно, но понемножку.

А мы с Анджелой играли в новус, который тетя Нина нашла на свалке. И дядя Андрей, у которого вообще-то были золотые руки, привел его в божеский вид и даже смастерил кии. А шашечки мы украли в каком-то санатории.

Я научился играть в новус так, что взрослые диву давались. Я мог загнать в лузы восемь шашек в течение одного стартового хода – за четыре-пять ударов. И Анджела очень гордилась мною. Мы собирались вскоре пожениться.

Однажды мама спросила:

– Что подарить тебе на десять лет?

И я, конечно, сказал:

– Новус.

И мама сказала:

– Если ты исправишь все двойки и тройки (я уже не говорю про кол), если Татьяна Ивановна скажет, что ты хорошо себя ведёшь и перестал драться, мы подарим тебе новус.

А папа кивнул.

И они подарили, хотя я исправил только двойки и тройки (а кол на четверку переправила Татьяна Ивановна, сам видел).

А через семь месяцев родители развелись и поделили совместно нажитое имущество так, что новус и библиотека остались у папы. А я у мамы. И следующий новусный стол мне подарил отчим – причем без выдвижения предварительных условий.

Алену я увидел спустя почти сорок лет. Ну как увидел: она разыскала меня в Сети. Оказывается, дядя Андрей еще в 72-м попал под троллейбус, а тетя Нина умерла вскоре после этого во сне. И Алену забрала в Первоуральск сестра дяди Андрея. Все годы после окончания школы она работала на заводе “Уральский трубник”. И сейчас там работает. А новус, в который мы когда-то играли, представьте, цел! В него играют многочисленные дети и еще более многочисленные внуки Анджелы. А кроме них, никто в Первоуральске в новус не играет. И она бережно хранит стол, потому что он – единственная память о родителях, его касались их руки.

Анджела сфотографировала стол и прислала мне: к пятидесяти мне становимся сентиментальными. Я узнал зашлифованный сучок у левой лузы. Не всплакнул, но воспоминания, конечно, нахлынули. И поэтому я начал рассказ именно так. Хотя собирался иначе. Но теперь уже нет смысла рассказывать – как именно, перейду к главному.

Однажды я сидел в бане. Причем, мои друзья решили устроить одновременно мой день рождения и отвальную: наутро я улетал в Чикаго. И выбрали для этого довольно чистую баньку. И мы парились, а потом стали выпивать и закусывать. И незаметно наступил мой день рождения. И они подарили мне новус – хорошо и надежно запакованный.

Я говорю:

– Спасибо, ребята! Вот это подарок. А где борная кислота? Чем натирать поверхность будем? Чтобы скользило…

Тут выяснилось, что борную кислоту – белый, напомню, такой порошочек – забыли купить. И решили в голом виде за боркой не бежать, потому что январь. Тем более, что друг Сергей Николаевич сказал, что привезет мне кислоту в аэропорт. И действительно, привез. Я в аэропорт прямо из бани, конечно, поспел. А он в дежурную аптеку заехал и купил-таки там борной кислоты. Причем сразу четыреста прозрачных пакетиков.

– Чтобы тебе лет на сорок хватило, – сказал он.

А я положил огромный пакет с этими пакетиками в чемодан, отправил его и новус и стал с друзьями прощаться. И, конечно, в самолет вошел не хуже Жени Лукашина из фильма про иронию судьбы. Как пересаживался в Праге – не помню. Но при подлете к побережью Канады пришел в себя и даже побрился.

Прилетаю в Чикаго, прохожу паспортный контроль, иду забирать багаж. Стою в толпе, предвкушаю встречу с родными. Хорошо, думаю, что побрился. Чемодан приходит, жду новус.

Тут появляется дама с собачкой. Собачка старательно обнюхивает чемоданы. Ищет, знамо дело, наркотики. Ну, думаю, у меня-то наркотиков нет. А рядом со мной стоит и почему-то нервничает парень, похожий на пуэрториканца. Он не сводит глаз с собачки и покрывается пятнами. Причем рядом с ним уже стоит чемодан, а он, очевидно, ждет второго. Собачка –
прямо к нему. Наши чемоданы стоят рядом. Собачка напрягается и с интересом обнюхивает оба. И тут я вспоминаю, что в моем чемодане лежат две копчёные куры с Рижского рынка. Если вы когда-нибудь пробовали рижские копченые куры, то поймете, почему мимо них не пройдет ни одна собака.

Короче, животное садится у наших чемоданов. А это значит, что она нашла то, что искала. Дама, которая с собачкой, достает переговорное устройство и что-то по нему бормочет. Тут же появляются четыре дюжих мужичка, хватают пуэрториканца и очень невежливо приглашают его проследовать.

Дама хочет уйти с ними, но собачка начинает молча упираться и всячески отказывается покинуть мой чемодан, в котором куры. И которые провозить нельзя. И я начинаю нервничать. Дама вопросительно смотрит на меня и дружелюбно так говорит:

– Интересно, что там такое у вас? Моя собачка прямо сгорает от любопытства. Но, откровенно говоря, ведёт себя необычно.

Я говорю:

– Не знаю. Может, она хочет посмотреть альбом с фотографиями моей семьи? Я возил их на родину, чтобы похвастаться перед друзьями.

Она говорит:

– Наверняка. Скорее всего.

После чего легонько хлещет собачку поводком по заднице. Собачка с сожалением следует за хозяйкой, ежесекундно оглядываясь.

Я получаю новус и везу свой скарб на тележке. Дядя, который стоит на выходе, говорит:

– Вы, пожалуйста, проследуйте на дополнительный осмотр.

Ну, думаю, “стукнула” дама с собачкой. Придется с курами распрощаться. Интересно, думаю, а позволительно ли мне будет их съесть прямо тут, чтобы не оставлять супостатам?

Тем временем мой чемодан проезжает через просвечивающий аппарат и уже другой дядя говорит:

– Откройте ваш чемодан.

– Сейчас, – говорю, – но хочу сразу поинтересоваться: вы мне разрешите самому употребить то, чего я везу?

– Открывайте, – требует дядя, слегка раздражаясь.

Я открываю чемодан и он начинает досмотр. Ну, бельишко там перерывает, банку с миногами повертел в руках, вопросительно посмотрел на этикетку:

– Это что? Похоже на змей…

– Это, – говорю, – змеи и есть. Только морские и в маринаде.

– Вы что, – говорит, – это едите?

– Я, – говорю, – ни в коем случае, но жена любит.

– А чем, – спрашивает, – так вкусно пахнет. Где колбаса?

– Честно вам скажу, – отвечаю, – это не колбаса. Это копченые куры – гордость Латвии. Я купил, бросил в чемодан, забыл съесть. Вы попробуйте, если хотите. Одна вам, одна мне.

Но в этот момент дядя берет в руки большой непрозрачный пластиковый пакет, который Сережа привез мне в аэропорт. И открывает его. А там – четыреста прозрачных мешочков с борной кислотой – белым таким порошочком, очень похожим на героин.

– А, – улыбаюсь я, – это…

Но я не успеваю договорить. Дядя ловко надевает на меня наручники и стоящий рядом полицейский скороговоркой напоминает мне о моих правах. В частности о том, что я имею право хранить молчание.

– Это, – говорю, – ошибка. Вы скоро поймете.

– Заткнись, – говорит.

– Так что, хранить молчание – это право, или все-таки приказ? – спрашиваю.

Тут полицейский достает дубинку и довольно сильно бьет меня по ребрам.

– Ну, сука, – говорю ему по-русски. – Пожалеешь.

Я, когда расстраиваюсь или кто-то, предположим, бьет меня по ребрам, перехожу на русский.

Меня ведут в комнатку. Чемодан, смотрю, тоже катят. И новус.

– Позвонить, – спрашиваю, – могу?

– Заткнись, – говорят.

Да, думаю, прав был ведущий “Международной панорамы” Леонид Зорин, когда говорил, что права сравнительно честных американцев попираются здесь на каждом шагу.

Сидим. Вернее, сидят они, переговариваются и в резиновых перчатках перебирают мою борную кислоту. А я стою, упершись двумя руками, одна из которых прикована к кольцу, в стенку и расставив ноги на ширине плеч.

– Люди, – говорю, – дайте мне вам объяснить, что это такое.

– Ну ладно, – говорят, – объясняй, только помни, что всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя.

– Об этом я, кстати, помню всегда даже в повседневной жизни , – говорю. – А это… Это…

– Что? – спрашивают.

– Забыл, – говорю, как по-английски называется.

– Ну, скоро вспомнишь, – говорят.

Тут приходит знакомая мне дама с собачкой. Собачка бросается к моему чемодану, не веря своим глазам и нюху. Агенты потирают руки. Один из них достает перочинный ножик и интеллигентно вскрывает один из мешочков с борной кислотой. Точно как в кино. Собачка с радостью нюхает борную кислоту и начинает чихать. Если вы понюхаете борную кислоту, то тоже начнете чихать и даже, возможно, плакать.

Короче, собака чихает. Агент осторожно пробует порошок и говорит:

– Это не героин.

Я начинаю смеяться. Они говорят:

– Заткнись. Отвечай на вопросы.

– Хорошо, – говорю. – Только вы определитесь, отвечать или заткнуться.

– Что это за дерьмо ты привёз?

– Это, – говорю, – не дерьмо, а такая штука, название которой я забыл, которой нужно натирать стол, который тут стоит, чтобы шашки по ней скользили. Игра называется новус. Она очень популярна в моей стране, прекрасной Латвии.

Тут приходит переводчик.

– Уважаемый, – говорю, – я просто забыл, как называется борная кислота по-английски.

– Борик асид, – говорит.

– Во, – говорю, – конечно, борик…

Стали они все куда-то звонить. Собака чихает и уже заходится. Дама обеспокоенно говорит:

– Через эту гадость у нее, возможно, отобьется нюх. Бетти, Бетти, девочка моя…

Я говорю:

– Предупреждал я вас…

Один из агентов говорит:

– Слушай, а как это работает, покажи…

– Надо, – говорю, – расставить стол.

– Расставляй, – говорит.

Расставил.

– Нужна, – говорю, – газетка.

Дали салфеточку. Я борную кислоту на стол высыпал, растёр, достал шашечки, кии распаковал, как шмякну. Две сразу в лузу забил. Думаю, мастерство, оказывается, действительно не пропьешь.

– Видите, – говорю, – как здорово скользит.

Агенты переглянулись, и снова – звонить.

Через сорок минут говорят:

– Борная кислота к ввозу в США разрешена. Извините.

– Да ничего, – говорю, – понимаю. Очень она на героин похожа.

– А откуда вы знаете, как выглядит героин? – спрашивают.

– В кино, – отвечаю, – видел.

– А что, – спрашивают, – в Америке борная кислота не продается?

– Продается, – наверное, – но, во-первых, мне новус только вчера подарили, даже, можно сказать, сегодня ночью, а во-вторых, как вы могли заметить, я не знал, как она называется.

– Александр, – говорят, – у нас к вам претензий больше нет. А у вас к нам?

– К вам, – говорю, – никаких претензий. Это очень правильно, что вы стоите на страже закона и не допускаете провоза в страну всякой гадости. Об этом я часто пишу в общенациональной газете, редактором и издателем которой я являюсь. И думаю, что, рассказав о ваших доблестных действиях губернатору, мэру и коллегам из “Трибюн” и “Сантаймс”, я сумею
прославить вас и вашу чихающую собаку на всю страну. А вот дядю, который мне ни за что ни про что дубинкой по ребрам стукнул, не прощаю и хотел бы узнать его фамилию.

– Александр, – говорят, – не надо нас прославлять. А полицейский сейчас перед вами извинится.

Приходит полицейский. Извиняется:

– Я, – говорит, – просто расстроился, когда ты мне сказал: “сука”. Я чех и немного по-русски понимаю. В частности, слово “сука”…

– Так я тебя так назвал уже после того, как ты меня “угостил”…

Чех тихо говорит:

– Этого я не помню. Но помню, что у тебя в чемодане две курицы лежат. Так что давай разойдемся по-мирному.

– Давай, – говорю. – Все, – оповещаю народ, – у нас к друг другу взаимных претензий нет.

– Вот и хорошо, – говорят агенты.

А собака все чихает.

– Блесс ю, – говорю.

И ушел.

А жена, что характерно, меня ждала все два часа, потому что вспомнила, что забыла в Риге жемчужные серьги и талантливо вычислила – где.

– Зачем ты купил третий новус? – приветствовала она меня.

– Подарили, – ответил я.

– Жемчуг привёз?

– Привёз.

– Что так долго? – спросила она.

– В новус играл с агентами ФБР, – сказал я.

– Ой, кто это такой к нам остроумный приехал, – сказала она.

– Я, – сказал я.

И мы поехали домой.

Александр Этман.

P.S. По независящим от меня причинам не могу обещать, что завтра выйду с обзором дня, поэтому сегодня – такой большой материал. Постараюсь, конечно. Но уж в четверг – точно. Не обессудьте, если что…