Ровно сто восемнадцать лет назад поженились Мила и Сегимон. Если вы думаете, что Мила – женщина, а Сегимон – мужчина, то вы, как и я, совершенно не разбираетесь в каталонских фамилиях. Свадьбу играли некрасивая, но богатая вдова Розер Сегимон и авантюрист-застройщик Пере Мила. Покойный муж Розер – носивший, кстати, имя Хосеп Гвардиола (в точности как выдающийся игрок “Барселоны” и не менее выдающийся футбольный тренер “Манчестер Сити”) – сколотил огромное состояние на кофейных плантациях в Гватемале, вернулся в Испанию получать удовольствие от жизни, но получить его не успел. Он сказал как-то: “Сначала я тратил здоровье, чтобы заработать деньги, а теперь приходится тратить деньги, чтобы сохранить здоровье”. Это, вообще-то, про любого из нас, но “Пепу” не довелось даже потратить деньги на лечение: он “сгорел” за считанные месяцы.

Одним из тех, кто выражал Розер соболезнования трижды в день, был Пере Мила. Справедливости ради отметим, что на момент их знакомства имя синьора Мила часто мелькало в барселонских газетах. В основном, правда, в разделах судебной хроники. Его судили все, кому он строил и он судил всех, кто не заплатил или недоплатил. Журналисты соревновались в колкостях по поводу очередного скандала, случавшегося, как минимум, раза два в год. Но Розер Пере очень понравился. Она решила начать новую жизнь, взяла с него слово, что он больше не будет заниматься строительством и купила дом с садом площадью почти в 2 тысячи квадратных метров в центре Барселоны по адресу Пасео де Грасия, 92. У неё были свои странности: например, спросила Пере, не будет ли он против, если она будет называть его “Пеп” – в честь покойного мужа: в конце концов это его деньги. Пере удивился, но согласился: танец букв – мелочи жизни, “Пеп” так “Пеп”, какая разница… На свадьбе новый муж представил Розер 53-летнего бородатого человека с отсутствующим взглядом: “Дорогая, это Антонио Плачидо Гильермо Гауди, ты, возможно, слышала о нём”.

Ещё бы! Розер была женщиной любознательной, но даже если бы она не была совершенно нелюбопытной, то про Гауди, чьё имя было связано с самым долгим в истории города долгостроем, знала бы. К тому времени он занимался возведением искупительного храма Святого Семейства (“Саграда Фамилия”) уже двадцать два года! После первых десяти лет строительства барселонцы шутили, что храм никогда не будет достроен, но если бы те, кто жили здесь в 1905 году, воскресли и узнали, что в 2023 году этот проект далёк от завершения, они бы очень удивились.

Тем временем “молодожёны” наслаждались жизнью. Вернее, наслаждалась только Розер. “Пеп” мрачнел. “Пеп” худел. “Пеп” не привык ничего не делать. Он скучал по судебным процессам. Журналисты забыли про него. Театр, кабаре, коррида, поездки – ничто не радовало его. И в один прекрасный вечер Розер вновь увидела Гауди.

– Дорогая, мне кажется, мы должны построить на месте этого скучного темного дома – другой, многоэтажный и необычный, – сказал синьор Мила. Мы будем жить на втором этаже, а остальные этажи будем сдавать в аренду. Антонио любезно согласился построить его – я держу данное тебе слово.

Розер отвела мужа в сторону:

– Гауди?! Ты собираешься жить вечно? Он будет строить наш дом как “Саграда Фамилия”?

И тогда “Пеп” провел с ней разъяснительную беседу. Он показал ей альбом с законченными шедеврами Гауди. Сначала Розер пришла в ужас, но постепенно оттаяла и ей чертовски понравился безумный стиль архитектора. Короче: уже 2 февраля 1906 года проект был представлен городскому совету Барселоны, и работы начались! Нельзя сказать, что Гауди торопился: иногда он пропадал на три-четыре месяца и рабочие уходили – “Пепу” приходилось нанимать новых, когда Антонио возникал вновь.
Строительство было завершено в декабре 1910 года, Гауди, согласно существовавшим правилам, выдал синьору Миле сертификат на проживание на главном этаже, который был утверждён городским советом в октябре 1911 года, и супруги, наконец, переехали в дом. 31 октября 1912 г. Гауди выдал сертификат, в котором говорилось, что в соответствии с его планами и под его руководством работы были завершены и весь дом готов к сдаче в аренду.

Мечта “Пепа” сбылась – про него снова вспомнили газеты. Начнем с того, что барселонцы сначала прозвали дом La Pesadilla, что в переводе означает “кошмар”, а потом – закерепившееся надолго La Pedrera – “каменоломня”. Уникальная конструкция здания и отношения между его архитектором и Пере Мила (в процессе строительства они зверски ругались) стали темой для всех юмористических изданий того времени, и не только барселонских. “Округлые впадины фасада превратились в темные дыры, через которые пролезают всевозможные твари: не только крокодилы и крысы, но и змеи, ежи, совы, морские чудовища…”, – так описал здание Хуан Хосе Лахуэрта. Сегодня всё, что строил Гауди, приносит Барселоне баснословный доход. Третьим по счёту “манимейкером” после “Саграда Фамилия” и “Парка Гуэль” является “Каса Мила” (на снимке)…

…Есть города и страны, к которым неровно дышишь (ну, это помимо родины, к которой всякий нормальный человек должен относиться хорошо, даже если уехал и даже если не жалеет об этом). Когда я впервые попал в Барселону, меня понравилось все – и бежевое солнце, и удивительные диагонали улиц, и сумасшедшая Рамбла с ее ворами, любопытными, живыми статуями, кафе и рынком, и обкаканный сотней поколений самых сизых в мире голубей Христофор Колумб, указывающий перстом на восток (куда он и стремился), и, конечно, улыбающиеся приветливые люди, а также старушка-Барселонета, кабаки которой видели Наполеона, Ленина и Хемингуэя, и даже заботливо сваянный барселонцем Хуаном Миро половой член, встречающий туристов у входа в музей его имени.

Но особенно – Гауди. Антонио Гауди, вопреки расхожему мнению, родившемуся не в Барселоне, но ставшим ею. И я не удивился, когда узнал, что гениальный архитектор, приехавший в город в возрасте 23 лет, ни разу впоследствии не покидал его более чем на пять дней – а зачем? Ему и десяти жизней было бы мало, чтобы реализовать все свои замыслы, но какая-то каталонская Аннушка разлила масло и Гауди угодил под трамвай. Впрочем, город к тому времени получил от него уже всё, чем гордится теперь. Кроме “Святого семейства” – собора, из-за которого Антонио Гауди-и-Корнет постоянно оказывался в центре скандалов и недалеко от которого как раз и попал под злополучный трамвай.

В 1883 году Общество почитателей Святого Иосифа обратилось к Гауди с просьбой достроить “Собор Саграда фамилия”, возведение которого началось за девять лет до этого, но застыло на фазе фундамента. Гауди взялся за работу и так ушел в нее, что сорвал американский заказ – небоскреб “Аттракцион” (он закончил проект через 14 лет, когда заказчики уже
разорились и потрясающее произведение архитектурного искусства осталось лежать в столе в виде диковинного чертежа). Гауди, однако, был человеком увлекающимся и периодически забрасывал “Саграду фамилию”, чтобы спроектировать какие-то дома в Леоне, винные погреба в Гараффе, дом для Розер и синьора Мила или склады кузнечной артели Бадиа – и попечители “Саграды” страшно нервничали. С другой стороны, городские власти рассматривали этот проект как частное церковное дело и требовали от Гауди продолжить украшать город. Ведь иосифовцы “охмурили” гения, когда ему не было еще и сорока, и с тех пор он построил в Барселоне только три дома, правда великолепные – Мила, Кальвет и Батло, а также парк Гуэль с дворцом для него же. Все остальное было создано до того, как Гауди связался со “Святым семейством”.

Со дня его смерти прошло уже 97 лет, собор, как уже упоминалось, все еще недостроен, но каждый день с утра до вечера тысячи людей проходят по ступеням этого уникального сооружения, не подозревая, что в одном из скриптов западного крыла собора похоронен автор. Этот факт не скрывается, но и не афишируется, чтобы не создавать человеческих пробок.

К “Саграде фамилии” мы подъехали и на этот раз, но входить не стали: во-первых, помним, что там внутри, во-вторых перспектива стояния в километровой очереди на солнцепеке не радовала. Оставшееся время мы освежали память: бродили в новой части города, проверили рынок, “Камп Ноу”, магазины улицы Параллель, а затем совершили круг почета по площади “Каталуния” и отужинали в малюсеньком ресторанчике, который заприметили еще в прошлый визит. Он двухэтажный, но общая площадь – от силы 50 квадратных метров. Четыре столика внизу, три – наверху. Можно было бы поместить больше, но некуда: всё завалено всякой рухлядью: от маленького белого пианино и швейной машинки “Зингер” до перчаток и вееров.

Хозяин и официант пили вино. Они не то, чтобы обрадовались нашему приходу, но и не сильно расстроились. Я забыл сказать, что ни в тот, ни в этот раз в ресторане никого не было. Поэтому я рассчитывал на более экспансивный прием.

– Можно? – на всякий случай спросили мы.

– Заходите, – сказал хозяин.

Это прозвучало как “уж давайте, раз пришли”. Но мы умеем, если хотим, располагать к себе людей. Через десять минут хозяин подливал нам “Гаудиану” 1997 года, а официант (он же, боюсь, и повар) бегал на кухню, чтобы проверить, не сгорела ли моя бутефара. Я всегда заказываю себе в Каталонии бутефару – это такие колбаски, похожие на купаты, их повсюду
делают по-разному.

– Вы на каком языке разговариваете? – спросил хозяин по-английски.

– На английском, – ответили мы. – Это такой английский у нас.

– Бритиш, – понимающе кивнул он. – Англичане – хорошие люди, а американцы плохие, – сказал хозяин. – Отравить мало…

– Я знаю очень хороших американцев, – сказал я.

– Назови!

– Сначала пусть Ксавьер принесет мой заказ.

– Почему?

– Потому что мы – американцы.

И я показал паспорта. Он спросил:

– Вы что, те самые очень хорошие американцы?

– Мы, – сказал я, – не очень хорошие, но я знаю очень хороших. Правда, говнистых тоже знаю.

Хозяин примирительно сказал:

– Ну, вообще-то Трамп и Байден – это еще не Америка. А говнистых всюду много.

И мы решили выпить за то, чтобы говнистых было меньше, а уж если они все-таки не исчезнут, то пусть пореже заходят в его ресторан. Поскольку тост был на сто процентов утопичен, я не допил до дна, а жена допила, потому что ей очень понравилось вино и эту “Гаудиану”, если кто найдет, купите, пожалуйста, для меня.

А потом мы погрузились в людское море, шумевшее вокруг Рамблы, которое всё мелело и мелело, и очень поздно, миновав “Касу Мила”, по почти уже безлюдной Барселоне мы вернулись к собору “Саграда фамилия”, напротив которого сняли квартиру и который, кстати, в ночи выглядит не менее величественно, чем под небом голубым…

Александр Этман.