Свой юбилей я решил отпраздновать в городе, где родился, хотя в январе Рига немного прохладней, чем, например, Майами, Канкун или Ямайка. И уже купил билеты. Причин несколько.

Во-первых, с некоторых пор по нечётным дням я становлюсь сентиментален. Вдруг вспомнил, как свои 15 лет я встретил один в парке, который тогда назывался Кировским, а до и после этого – Верманским. И парк был пуст, только с неба составить мне компанию прилетели громадные хлопья снега, и не было ветра, и снежинки поэтому не танцевали, а укладывались ковром. Я не помню, о чём или о ком мечтал тогда, но это было здорово. И я хочу повторить пятьдесят лет спустя. И повторю. Это всё ерунда, что в одну реку нельзя войти дважды. Я сто раз входил. Правда, с одним и тем же результатом. Но войти можно. Гераклит из Эфеса имел-то в виду, что всё движется и меняется и поскольку река течёт, но одной и той же она быть не может. Река не может, а жизнь может! Причём однажды на шашлыках у Семёна Фарады я воспользовался редкой возможностью побеседовать на эту тему с профессором истории и философии МГУ Татьяной Вадимовной Васильевой, которая Гераклита и перевела. Беседа, впрочем, получилась короткой, Татьяна Вадимовна спешила согласиться со всеми моими “доводами”, а потом её муж, тоже, кажется, философ, спрашивал у всех: “Кто этот юный пьяный наглец?”

Во-вторых, у меня там “ещё есть адреса, по которым найду голоса”, и вот с этим уже тянуть никак нельзя. Они чудесные, общение с ними упражняет голову и мы знаем друг друга почти всю взрослую жизнь. А ещё есть двое, с которыми со школьных времён. А один, вернее, одна, с которой “на одном горшке”. В Америке этото нет, да и в реки здешние не войдёшь – арестуют.

В-четвёртых, я обожаю свой город в любую погоду.

И, наконец, в-пятых, моя недавняя поездка домой прошла в таком напряжённом графике, что я не успел ни расслабиться, ни – за малым исключением – встретиться с теми, с кем хотел. Такого количества бывших рижан, нагрянувших в Юрмалу этим летом, я увидеть не ожидал. И ладно – рижан… Юрмалу – в особенности отель “Baltic Beach” – облюбовали друзья и знакомые этих рижан из других городов. Все как один – талантливые и удачливые бизнесмены и бизнесменши. Я преклоняюсь перед большинством из них.

Но – и в этом нет ничего страшного после 34 американских лет – над пляжными шезлонгами витали “лОжить”, “звОнит”, “он с Нью-Йорка” (а что, говорят и у Грибоедова в первой редакции было: “Прочь с Москвы! Карету мне, карету…”) и, конечно, “ихние”, и “мы стоим в этом отеле с юня”, ласковый ветерок доносил до нас фразы типа: “Вы лежите на лежаках Кнайфельпуперов (фамилия немного иная, но тоже длинная, хотя и не двойная), они вчера уехали – миллиардеры (они говорили – “биллионеры”), “Саша не выходит, потому что расстроен, он не смог зайти сюда на своей яхте – слишком мелко”, “Света, не удивляйся, ты в Юрмале: эти литовцы знают, что делают”, “А это Арнольд (имя изменено). Вы не знаете Арнольда? Весь Беверли Хиллс знает Арнольда, он биллионер на газу, они кушают в “Спаго” в Беверли Хиллс каждый вечер”, “Смотри, Жанна с новым… – Биллионер? – А как же!”…, “Завтра приезжают Зайчики – биллионеры, они шьют для “Ройал карибеан”…”, “Шо вы знаете – “уже не то”, мне с вас смешно: ковид для Сёмы стал манной небесной, они торговали просроченными тестами, я вас умоляю – мультибиллионер… А у неё сто сумок, по числу лет, и она привезла сюда все!”

Даже несмотря на внезапный, вызвавший пересуды отъезд Кнайфельпуперов, пляж, выходило, был усеян “биллионерами”. Мы в смятении задали вопрос искусственному интеллекту, сколько всего в мире русскоязычных миллиардеров? Не стану приводить его беспристрастный ответ, просто знайте: в Майори, если верить всему, что я услышал на пляже и ChatGPT, который программировал калифорниец, но бывший рижанин (зимой) и пабажанин (летом) Ф. Рабинович, во второй половине июля находились двадцать процентов бывших советских людей, заработавших как минимум тысячу миллионов долларов. Они могли бы развязать и выиграть любую войну! А если ты можешь заработать такие деньги, то имеешь полное право говорить “лОжить”, “ихний” и “евонный”. И даже не спорьте со мной! А кто “кладёт” и “звонИт”, живут (извините – “стоят”) не здесь.

Например, мы. Мы всегда у друзей. Есть такая станция – Вайвари, минутах в 15-20 от Майори. Там тихо, максимум два-три миллиардера. Стройные сосны. Пустой пляж. Лебедь, альбатросы и чайки. Друг по жизни, Серёжа. Друг детства – Витя. Друг из Израиля, Има. Баня. Гамак. Машина. Шашлык. Теннис. Любовь. В пешей доступности – Аграфена со своим армянским рестораном. Но жену тянет в тусовку. Хорошо, что с годами мы научились находить компромисс.

Но я пять раз все равно оказался в “Компоте” на улице Йомас. Хороший “Компот”, добротный. Не “Спаго”, конечно, но и Йомас – не Родео-драйв, а лучше. Там я повстречал воротил международного бизнеса, любимых друзей из Калифорнии, нищего поэта, троих выпускников 23-й школы. А когда мы доедали фаршированную рыбу с замечательными берлинцами Машей и Димой, на нас вышел Илья, с которым я жил в одном дворе на Блауманя,9, – адрес, который знали все рижане и гости нашего города, потому что там находился самый знаменитый пивной бар Латвии – “Под дубом”. А я в Европе иногда позволяю себе сигарету. И Илья сказал: “Саша, вы всё еще курите?” И поведал забавную историю. О том, как его мама, жившая в квартире над нами, сказала как-то Илье: “Ты знаешь, там внизу живёт мальчик, лет четырнадцати, я сегодня видела, как он стоял у подъезда и курил. Я предупредила, что расскажу его маме об этом, а он выбросил сигарету и обещал, что больше не будет”… Прошли годы. Я имею в виду, лет сорок… Вы уехали, мы уехали, и как-то прочитали вашу статью. Маме очень понравилось. Я сказал: “Мама, а ты знаешь, что это написал Саша Этман – тот самый мальчик, которого ты увидела курящим в 74-м году у нашего подъезда”. И мама сказала: “Ты шутишь… Правда? А ты не знаешь, он-таки бросил курить?”…

Раз уж зашла речь о ресторанах, то расскажу две истории. До июльской поездки у меня была одна любимая история про ресторан. А сейчас две. Начну с первой, она произошла лет десять назад на Канарах, причём не со мной, а с другом, журналистом и капитаном (морским) Димой. Они с женой Ирой ужинали. Соседний столик оккупировали четыре гостя из России – мама, сын – парень лет тридцати пяти килограммов на сто двадцать с большим крестом на шее, его жена и ребенок.

– Четыре паэльи, – сказал мужчина.

– Две хватит, – откликнулся официант.

Этим канарские официанты отличаются от всех других – им лень таскать лишние блюда. Правда… Однажды Мила заказала бокал белого, канарский официант устало сказал: “Давайте я вам сразу принесу бутылку… Сегодня очень жарко…”

Россиянин, рассказывает Дима, повторил пожёстче:

– Четыре. Домашнее вино и четыреста водки. Сок, минеральную воду, с газом и без.

Сын налил вина мамаше и жене, а остальное выпил сам. Свекровь выговаривала невестке за расточительность и за что-то еще, он не вмешивался – ел. Закончив трапезничать и получив счет, он расплатился карточкой. Официант принес ему чек на подпись в красивой папочке с бахромой. Россиянин посмотрел на цифры и сказал: “Даром!”. Он расписался, положил в папочку 50 евро на “чай” и, поскольку его сын все еще ел, объявил:

– Пойду…

И сказал куда и для чего. Не воспользовавшись тургеневской лексикой.

Когда он ушел, мама посмотрела в папочку и, жутко блеснув золотым зубом, подмигнула невестке, забрала 50 евро и вместо них положила в папочку 10. Россиянин вернулся из туалета, заглянул в папочку, увидел 10 евро и произнёс:

– Первый раз в жизни вижу, чтобы с чаевых сдачу давали. Ну и дикий же народ…

Забрал десятку и они ушли…

Вторая история произошла, к сожалению, тоже не при мне – месяц назад. И только потому не при мне, что я под любым предлогом старался избегать посещения “Baltic Beach” – ввиду того, что, как выяснилось, не владею современным русским языком. И я так вам скажу – и слава Б-гу! Мог не сдержаться и испортил бы людям вечер. А там народ после приёма солнечных и морских ванн обычно перебирался в рестораны с видом на закат. Очень красиво. И вот, мой чудесный, добрый, хороший, умный друг оказывается в эпицентре друзей “биллионеров”. И получает от одного из них, назовём его, например, Вениамином, инструкцию – зарезервировать столик на восьмерых. И больше ничего не предпринимать, а дождаться его, ибо вино должно идеально подходить к трапезе, а только он, Вениамин, может правильно выбрать вино, потому что дома у него винный погреб с правильной влажностью и температурой на тысячу бутылок. И все, конечно, тут же соглашаются и начинают хвалить Вениамина за предусмотрительность и радоваться, что у них свой сомелье. А Вениамин падок на лесть. Очень. И с горделивой улыбкой уходит с пляжа отдыхать перед ужином.

Мой друг приходит с супругой в ресторан первым ровно в семь, чтобы убедиться, что со столиком всё в порядке. Со столиком всё в порядке – это тебе “Baltic Beach”, а не хухры-мухры. И официант такой вежливый, улыбчивый, говорит на всех языках. И, в частности, высказывает мысль о том, не целесообразно ли будет заказать бутылку вина, чтобы оно подышало, пока все соберутся. И мой друг вдруг подумал: “А ведь официант прав!”. И заказал самое дорогое вино.

Вскоре приходит Вениамин. И ещё издали начинает подпрыгивать и негодовать:

– Я же просил не заказывать вино без меня! – говорит он.

– Попробуй, может хорошее, – робко говорит мой друг. – Самое дорогое!

– Иногда самое дорогое – полное говно, – Вениамин расстроен. Но соглашается попробовать. Официант наливает ему немного в бокал и склоняется над Вениамином.

Вениамин устраивает в бокале водоворот и делает это настолько ловко, что все, включая, официанта, буквально замирают от восторга. Проходит минута, две, три… Вениамин всё ещё крутит вино, объясняя присутствующим что-то об аромате, вязкости и методе производства. Наконец, он начинает вкушать его. Лик его практически тут же искажает гримаса и он говорит: “О, но! Но! Но! Но! Это ужасно, унесите…” Официант уносит. Вениамин погружается в изучение винного листа. Официант возвращается и с большим уважением обращается к Вениамину: “Выбрали?”

– Не торопите меня, – говорит Вениамин.

– Мы хотим есть, – говорит мой друг.

– Заказывайте, – отвечает Вениамин. – Я буду чёрную треску с лисичками. А у них с белым – напряжёнка.

– Двадцать семь наименований, – уточняет официант.

– Хорошо, принесите вот это! – Вениамин тыкает пальцем в лист.

Официант возвращается.

– Но! Но, но, но, но, – говорит ему Вениамин после еще пяти минут взбалтывания. Официант невозмутим. Уносит.

Не стану вас мучать. Ситуация, поведал мне друг, повторилась ещё четыре раза. Шесть бутылок приносил, открывал и уносил официант. Друг дважды ходил в бар и “накатывал” по сотке виски, чтобы успокоиться. Но подождите – это не всё! Вениамин так ничего и не заказал! Ему не нравилось всё – и аромат, и вязкость, и метод. И его жена, вся пурпурная от стыда, наконец, сказала ему: “Мудак!”. И тогда Вениамин обиделся и ушёл. А официант пожал плечами и пожелал всем прекрасного вечера. Хотя на лице его отражались даже не гаммы чувств, а собрание сочинений Рихарда Вагнера.

Друг излагал мне эту историю в рижском ресторане “Три повара” возле “Шведских ворот”, мы чудесно пили водку. И, видимо именно она побудила меня сказать ему: “Поехали в Юрмалу. Ты должен познакомить меня с ним…”

– С Вениамином?

– С официантом!

И на посошок я исполнил фрагмент есенинского “Монолога Хлопуши”: “Проведите, проведите меня к нему: я хочу видеть этого человека!”

И мы приехали в “Baltic Beach”. И нашли его. И официант сказал: “Да ерунда… Тут у нас и не такое бывало… Посетитель всегда прав…”

А друг сказал:

– Смотрите: я тут по дороге из Риги в Гугле нашёл про латышей: “…очень терпеливые. Латыш любым способом постарается избежать конфликта. Он будет держаться до последнего и ни одним словом не выдаст своего недовольства. Только если вы в пятый раз сделаете что-то поперек его желания, он запротестует”. А Вениамин отправил назад шесть бутылок!

– А я не латыш, – сказал официант.

…До встречи в январе, родина! А с вами, друзья, до понедельника…

Александр Этман.