Кого быстрее арестуют: Путина или Трампа? Трамп уверен, что его. Причем – уже послезавтра. Он сам написал об этом и призвал народ к протестам. В связи с чем он ожидает ареста, Трамп не сообщил. Команда его адвокатов заявила, что не получала никаких уведомлений по поводу ареста 45-го президента. Давеча неизвестный мне человек за соседним столом в кафе “Мотек” очень громко утверждал, что Трампа собираются арестовать в связи с продолжающимся несколько лет расследованием по делу о схеме “скрытых денег” с участием порноактрисы Сторми Дэниелс. Что побудило Дональда написать такое: информированность, возраст, последствия уколов гидрохлоридом во время пандемии, вещий сон? Узнаем во вторник (вы наверняка уже знаете – эти строки писались в воскресенье – Прим. ред.).

Стол, за которым восседал громогласный дядя, был интернациональным. Русскоязычным друзьям дядя своими словами передал сетевую шутку, которую я получил от читателей раз сорок: “Джон Байден выразил соболезнования семье погибшего беспилотника”. Когда те из русскоязычных друзей, до которых дошёл смысл идеологически сомнительной остроты, отсмеялись, англоязычные друзья попросили дядю перевести шутку. Дядя начал за здравие, но споткнулся на слове “беспилотник”, забыв, что это просто “дрон”. Поэтому он показал его жестами. Американцы не поняли и пожали плечами.

Вообще-то, напоминаю, что Байден пока ещё наш президент и я призываю относиться к нему с уважением. Не нравится – переизбирайте, но издеваться не надо. Я, например, не разделяю его восторгов по поводу ордера Международного уголовного суда на арест Путина. Но не издеваюсь, а рассуждаю: наша страна в 2002 году (при Буше-младшем) отозвала подпись Клинтона под Римским статутом (об учреждении МУС), назвав деятельность суда “нарушающим национальные интересы и суверенитет США”, а два с половиной года назад тогдашний госсекретарь Помпео и вовсе объявил о наложении санкций на прокуроров этого суда за то, что “МУС продолжает действовать против американцев, а прокуроры – в частности Фата Бенсуда – помогают ему в этом”. Эти санкции Байденом не сняты и членство в МУС, разумеется, не восстановлено, так что юридически наша страна относится к его постановлениям точно так же, как Россия, Китай или, например, Эритрея. Идея ареста Путина чудесна как фантастика Стругацких, но я бы предпочёл, чтобы она исходила от кого-нибудь типа покойного маршала Жукова.

А вот английский, как показал конфуз со вчерашним дядей, надо шлифовать.

…Первым о том, что я планирую уезжать, догадался Валентин Витальевич Лебедев, летчик-космонавт СССР, у которого, кстати, скоро день рождения. С чем я его от души поздравлю, потому что он и сейчас, почти в 83 года остаётся человеком во всех смыслах приличнейшим.

– В Америку собрался? – спросил он независтливо. А кому вообще может завидовать человек, 211 суток проведший с Анатолием Березовым на орбите? Тогда это было рекордом и по случаю такому Минсвязи СССР выпустило 10-копеечную почтовую марку. Валентин Витальевич подарил мне её потом на ужине в Звездном городке. Со спецгашением. Но тогда вопрос застал меня врасплох и я ответил запальчиво:

– С чего вы взяли?

– Ты все время ходишь с таблицей неправильных глаголов, – сказал космонавт. – Зачем нормальному советскому человеку неправильные глаголы? Нормальному советскому человеку неправильные глаголы не нужны! А поскольку ты еще и еврей, то я делаю вывод, что ты собрался уезжать.

– Валентин Витальевич, наливайте, – сказал я.

И между прочим до сих пор, когда я теряюсь, мне тяжело находить иные способы обретения уверенности. Это, бесспорно, недостаток, но с годами я перестал переживать по этому поводу.

Мы сидели в предбаннике финской бани высокогорного катка “Медео”. Лебедев проходил там курс реабилитации после очередного полета, а я приехал в Казахстан в отпуск с женой и маленьким сыном. В баню мы пришли погреться после забегов на “кузнице рекордов”, как называли стадион “Медео” в советской прессе. Космонавт налил, мы выпили и он спросил:

– Так что же?

– Вот вы, Валентин Витальевич, носите с собой книгу Бориса Чертока “Ракеты и люди”. Я же не утверждаю на этом основании, что вы собираетесь улететь в космос! – ответил я.

– Собираюсь, – радостно ответил Лебедев. – Я ж космонавт…

– А я собираюсь навестить Пола Маккартни, – сказал я, обретя уверенность. – И он очень трепетно относится к употреблению неправильных глаголов…

– Понятно, – сказал космонавт. – И правильно делаешь! Америка – отличная страна…

* * *

“Учи язык”, – писали мне друзья из Америки. – “Не думай о деньгах, будет язык – быстро заработаешь”. Я записался на курсы, но на занятия не ходил. Потом к нам приходила очень симпатичная девулька-студентка. От нее сильно пахло духами “Ландыш серебристый”.

– Вы какой-то неталантливый, – кокетничая, говорила она. – Вот ваша жена сразу же схватила Present Indefinite Tense, а вы не можете.

– Могу, – говорил я. – Хотите, схвачу?

– Я серьёзно, – говорила она, отодвигаясь. – Вы совершенно не воспринимаете английский язык.

– Воспринимаю, – говорил я. – Хотите, докажу?

В итоге жена выдала мне таблицу неправильных глаголов и обязала выучить их до отъезда. Но в день отъезда я по-прежнему знал три языка: русский, латышский и старославянский. На Аппенинах я довольно быстро научился сносно тараторить по-итальянски. Это прибавило мне уверенности: “Приеду в Америку – там английский и выучу”, – думал я.

Но в Америке без английского делать было нечего. На второй же день после приезда на это обстоятельство мне указала чья-то бабушка. Я пытался перейти улицу Диван, не обращая внимания на светофор.

– Ты шо? – сказала мне чья-то бабушка. – По-английски читать не умеешь? Шо, не видишь: красный волк горит!

– Какой красный волк? – спросил я, удивившись, что первая же встреченная мною в Америке бабушка свободно говорит по-русски, путь даже слегка “шокая”.

– Вон, – бабушка махнула палочкой. – Красный волк.

– Красный волк, – тупо повторил я.

– Красный.

Я стоял на тротуаре и думал: “Надо будет узнать, к чему это – встретить в новой стране сумасшедшую русскоязычную старушку? Может, к деньгам? Или – к легкой жизни?” Потому что я знаю: если с тобой происходит что-то странное, то это не всегда – к плохому…

– Шо стоишь? – прервала мои размышления бабушка. – Иди. Не видишь, зелёный волк горит.

– Зелёный волк, – изумился я. – А где красный?

– Ты, хлопчик, откуда приехал? – искренне удивилась бабушка. – У вас там, шо, светофоров не было? Видишь, вот сейчас – красный волк.

На прикрепленном к светофору табло зажглось: “Dont walk”.

– А?! – в восторге закричал я. – Понял!

– А сейчас загорится зелёный волк, – примирительно сказала бабушка.

…Короче, выяснилось, что мы с английским языком мало знакомы. Он обо мне вообще ничего не знает, а я – так, малозначительные детали. Например, что английский входит в группу германских языков, а те, в свою очередь, в
группу индоевропейских. И древние германы, переселившись почему-то на острова, говорили на родственных наречиях: юты – на своем, саксы – на своем, да и англы имели свое наречие. Понимали они друг друга так, как, скажем, понимают друг друга норвежцы и шведы. То есть, с трудом. И с годами, точнее, с веками, разработали, значит, общий язык, который
впоследствии стал называться английским.

Беженцы из СССР отчетливо, в отличие от древних германов, осознавали, что в их распоряжении веков нет. Попытки продолжать общение на русском языке предпринимались, но не вызывали у окружающих никакого отклика. Америка категорически не понимала языка Достоевского и Чехова. Оставалось одно – учить язык Шекспира и Бернса, к чему нас, собственно, заранее и призывали умные люди.

И мы учили. И кое-как выучили. Во всяком случае, греки нас понимают.

Бывают, конечно, и внезапные языковые отказы. Например, я путаюсь, когда нервничаю. Могу такого наговорить… Но греки понимают… Поляки понимают… Мексиканцы… А больше тут никого и нет, собственно.

Не скажу, что теперь мы с английским – близкие родственники, но не чужие друг другу, это точно. И я даже могу кому-нибудь помочь объясниться. Меня как-то в суд просили прийти переводить. Я перевел так, как считал нужным и человека оправдали. Этот эпизод, кстати, у меня каким-то удивительным образом увел Стивен Спилберг и использовал его в фильме

“Терминал”.

Ну ладно… Не о том речь… Гуляю я давеча по магазину Wallgreens. Жду, пока фотографии напечатаются. И тут слышу нашего человека. Хотя речь английская, но в том, что человек – наш, нет никаких сомнений! Ну, вы знаете – “Сэр, мэй ай аск ю ф квэшн?” и все такое…

Смотрю – а это дедушка, одетый, несмотря на жару, в такие характерные для бывших высокопоставленных инженеров шерстяные брюки югославского производства, хватает за фартук служащего и о чём-то спрашивает. Причем, по глазам служащего видно, что он сильно напуган. Потому что дедушка говорит громко и наседает на служащего достаточно агрессивно, словно хочет втиснуться в переполненный автобус.

Я подхожу и говорю по-русски:

– Извините, если нужно помочь перевести – я помогу и переведу.

Дедушка окидывает меня презрительным взглядом и величественным мановением руки показывает, что в моих переводческих услугах не нуждается. И говорит:

– Соу, вер из кэндл?

Сотрудник магазина, пятясь, спрашивает:

– What kind of candle do you need?

Дедушка, опять же, очень громко повторяет слово “кэндл” и, улыбаясь, подмигивает сотруднику. Я вам скажу, это действительно довольно неприятно, когда чей-то дедушка в югославском костюме хочет “кэндл”, прижимает тебя к полкам и при этом улыбается и подмигивает. Во всяком случае, сотрудник совершенно теряется и зовет на помощь. Тут дедушка уже менее величественным жестом просит меня всё же подойти. Я подхожу, но одновременно со мной приходит какая-то тетка, рангом, очевидно, повыше.

– Ну, что, – говорит, – Игнасио, тут у вас происходит?

Игнасио говорит:

– Вот этот джентльмен, кажется, хочет кэндл. Но он очень странно себя ведёт…

Тетка говорит:

– Что значит странно? Чего вы хотите? Кэндл?

Дедушка радуется и говорит:

– Ага! Кэндл!

– Что за проблемы? – говорит тетка и ведет нас к полке в другой магазинной аллейке, буквально заставленной разными свечами. – Вот, – говорит. Тут у нас кэндлс.

Дедушка обижается и снова начинает кричать:

– Ноу, – кричит. – Дис из нот май кэндл!

– Окей, – терпеливо говорит тетка. – Уот кайнд оф кэндл до ю нид?

И хватает с полки свечу зеленого цвета.

– Ноу, – упрямится дедушка.

Тетка говорит:

– Ага! Кажется я знаю, чего он хочет.

И достает свечу багрового цвета диаметром в дюйма четыре, и говорит:

– Крэнберри кэндл. Смеллс гуд.

Дедушка говорит:

– Ноу… Лет ми эксплейн то ю, мэм! Май вайф хэз гемморой!

– Уот? – спрашивает тетка.

– Гемморой, – говорит. – Энд бекоз я хаве ту хэв кэндлз.

Тетка говорит:

– Я ничего не понимаю. Игнасио, ты понимаешь?

Игнасио отрицательно машет головой.

Тогда она обращается ко мне:

– А вы понимаете?

И я понимаю, что отлично понимаю, что имеет в виду раздражённый дедушка, но при этом понимаю также, что из моего великого и могучего запаса английского языка подлейшим образом – вот буквально только что – исчезло туземное название геммороидальных свечей.

Я говорю:

– Дедушка, я забыл это слово. Вы знаете, вы им попу покажите, они догадаются.

Он говорит:

– Да я уже показывал вот этому придурку. Он вызвал вот эту дуру… Ну, ладно, – говорит. – Попробую…

– Мэм, – говорит, – ай нид кэндлс фор эсс.

И показывает, значит. Причем для пущей, видно, убедительности указывает не только на свою попу, но и на тёткину. И, чтобы до нее наверняка дошло, даже хлопает ее по ней. Легонько, правда.

Ну, конечно, тетка в крик и все такое.

Только до полиции дело не дошло. Я слово вспомнил. Посмеялись да и разошлись…Кого быстрее арестуют: Путина или Трампа? Трамп уверен, что его. Причем – уже послезавтра. Он сам написал об этом и призвал народ к протестам. В связи с чем он ожидает ареста, Трамп не сообщил. Команда его адвокатов заявила, что не получала никаких уведомлений по поводу ареста 45-го президента. Давеча неизвестный мне человек за соседним столом в кафе “Мотек” очень громко утверждал, что Трампа собираются арестовать в связи с продолжающимся несколько лет расследованием по делу о схеме “скрытых денег” с участием порноактрисы Сторми Дэниелс. Что побудило Дональда написать такое: информированность, возраст, последствия уколов гидрохлоридом во время пандемии, вещий сон? Узнаем во вторник (вы наверняка уже знаете – эти строки писались в воскресенье – Прим. ред.).

Стол, за которым восседал громогласный дядя, был интернациональным. Русскоязычным друзьям дядя своими словами передал сетевую шутку, которую я получил от читателей раз сорок: “Джон Байден выразил соболезнования семье погибшего беспилотника”. Когда те из русскоязычных друзей, до которых дошёл смысл идеологически сомнительной остроты, отсмеялись, англоязычные друзья попросили дядю перевести шутку. Дядя начал за здравие, но споткнулся на слове “беспилотник”, забыв, что это просто “дрон”. Поэтому он показал его жестами. Американцы не поняли и пожали плечами.

Вообще-то, напоминаю, что Байден пока ещё наш президент и я призываю относиться к нему с уважением. Не нравится – переизбирайте, но издеваться не надо. Я, например, не разделяю его восторгов по поводу ордера Международного уголовного суда на арест Путина. Но не издеваюсь, а рассуждаю: наша страна в 2002 году (при Буше-младшем) отозвала подпись Клинтона под Римским статутом (об учреждении МУС), назвав деятельность суда “нарушающим национальные интересы и суверенитет США”, а два с половиной года назад тогдашний госсекретарь Помпео и вовсе объявил о наложении санкций на прокуроров этого суда за то, что “МУС продолжает действовать против американцев, а прокуроры – в частности Фата Бенсуда – помогают ему в этом”. Эти санкции Байденом не сняты и членство в МУС, разумеется, не восстановлено, так что юридически наша страна относится к его постановлениям точно так же, как Россия, Китай или, например, Эритрея. Идея ареста Путина чудесна как фантастика Стругацких, но я бы предпочёл, чтобы она исходила от кого-нибудь типа покойного маршала Жукова.

А вот английский, как показал конфуз со вчерашним дядей, надо шлифовать.

…Первым о том, что я планирую уезжать, догадался Валентин Витальевич Лебедев, летчик-космонавт СССР, у которого, кстати, скоро день рождения. С чем я его от души поздравлю, потому что он и сейчас, почти в 83 года остаётся человеком во всех смыслах приличнейшим.

– В Америку собрался? – спросил он независтливо. А кому вообще может завидовать человек, 211 суток проведший с Анатолием Березовым на орбите? Тогда это было рекордом и по случаю такому Минсвязи СССР выпустило 10-копеечную почтовую марку. Валентин Витальевич подарил мне её потом на ужине в Звездном городке. Со спецгашением. Но тогда вопрос застал меня врасплох и я ответил запальчиво:

– С чего вы взяли?

– Ты все время ходишь с таблицей неправильных глаголов, – сказал космонавт. – Зачем нормальному советскому человеку неправильные глаголы? Нормальному советскому человеку неправильные глаголы не нужны! А поскольку ты еще и еврей, то я делаю вывод, что ты собрался уезжать.

– Валентин Витальевич, наливайте, – сказал я.

И между прочим до сих пор, когда я теряюсь, мне тяжело находить иные способы обретения уверенности. Это, бесспорно, недостаток, но с годами я перестал переживать по этому поводу.

Мы сидели в предбаннике финской бани высокогорного катка “Медео”. Лебедев проходил там курс реабилитации после очередного полета, а я приехал в Казахстан в отпуск с женой и маленьким сыном. В баню мы пришли погреться после забегов на “кузнице рекордов”, как называли стадион “Медео” в советской прессе. Космонавт налил, мы выпили и он спросил:

– Так что же?

– Вот вы, Валентин Витальевич, носите с собой книгу Бориса Чертока “Ракеты и люди”. Я же не утверждаю на этом основании, что вы собираетесь улететь в космос! – ответил я.

– Собираюсь, – радостно ответил Лебедев. – Я ж космонавт…

– А я собираюсь навестить Пола Маккартни, – сказал я, обретя уверенность. – И он очень трепетно относится к употреблению неправильных глаголов…

– Понятно, – сказал космонавт. – И правильно делаешь! Америка – отличная страна…

* * *

“Учи язык”, – писали мне друзья из Америки. – “Не думай о деньгах, будет язык – быстро заработаешь”. Я записался на курсы, но на занятия не ходил. Потом к нам приходила очень симпатичная девулька-студентка. От нее сильно пахло духами “Ландыш серебристый”.

– Вы какой-то неталантливый, – кокетничая, говорила она. – Вот ваша жена сразу же схватила Present Indefinite Tense, а вы не можете.

– Могу, – говорил я. – Хотите, схвачу?

– Я серьёзно, – говорила она, отодвигаясь. – Вы совершенно не воспринимаете английский язык.

– Воспринимаю, – говорил я. – Хотите, докажу?

В итоге жена выдала мне таблицу неправильных глаголов и обязала выучить их до отъезда. Но в день отъезда я по-прежнему знал три языка: русский, латышский и старославянский. На Аппенинах я довольно быстро научился сносно тараторить по-итальянски. Это прибавило мне уверенности: “Приеду в Америку – там английский и выучу”, – думал я.

Но в Америке без английского делать было нечего. На второй же день после приезда на это обстоятельство мне указала чья-то бабушка. Я пытался перейти улицу Диван, не обращая внимания на светофор.

– Ты шо? – сказала мне чья-то бабушка. – По-английски читать не умеешь? Шо, не видишь: красный волк горит!

– Какой красный волк? – спросил я, удивившись, что первая же встреченная мною в Америке бабушка свободно говорит по-русски, путь даже слегка “шокая”.

– Вон, – бабушка махнула палочкой. – Красный волк.

– Красный волк, – тупо повторил я.

– Красный.

Я стоял на тротуаре и думал: “Надо будет узнать, к чему это – встретить в новой стране сумасшедшую русскоязычную старушку? Может, к деньгам? Или – к легкой жизни?” Потому что я знаю: если с тобой происходит что-то странное, то это не всегда – к плохому…

– Шо стоишь? – прервала мои размышления бабушка. – Иди. Не видишь, зелёный волк горит.

– Зелёный волк, – изумился я. – А где красный?

– Ты, хлопчик, откуда приехал? – искренне удивилась бабушка. – У вас там, шо, светофоров не было? Видишь, вот сейчас – красный волк.

На прикрепленном к светофору табло зажглось: “Dont walk”.

– А?! – в восторге закричал я. – Понял!

– А сейчас загорится зелёный волк, – примирительно сказала бабушка.

…Короче, выяснилось, что мы с английским языком мало знакомы. Он обо мне вообще ничего не знает, а я – так, малозначительные детали. Например, что английский входит в группу германских языков, а те, в свою очередь, в
группу индоевропейских. И древние германы, переселившись почему-то на острова, говорили на родственных наречиях: юты – на своем, саксы – на своем, да и англы имели свое наречие. Понимали они друг друга так, как, скажем, понимают друг друга норвежцы и шведы. То есть, с трудом. И с годами, точнее, с веками, разработали, значит, общий язык, который
впоследствии стал называться английским.

Беженцы из СССР отчетливо, в отличие от древних германов, осознавали, что в их распоряжении веков нет. Попытки продолжать общение на русском языке предпринимались, но не вызывали у окружающих никакого отклика. Америка категорически не понимала языка Достоевского и Чехова. Оставалось одно – учить язык Шекспира и Бернса, к чему нас, собственно, заранее и призывали умные люди.

И мы учили. И кое-как выучили. Во всяком случае, греки нас понимают.

Бывают, конечно, и внезапные языковые отказы. Например, я путаюсь, когда нервничаю. Могу такого наговорить… Но греки понимают… Поляки понимают… Мексиканцы… А больше тут никого и нет, собственно.

Не скажу, что теперь мы с английским – близкие родственники, но не чужие друг другу, это точно. И я даже могу кому-нибудь помочь объясниться. Меня как-то в суд просили прийти переводить. Я перевел так, как считал нужным и человека оправдали. Этот эпизод, кстати, у меня каким-то удивительным образом увел Стивен Спилберг и использовал его в фильме

“Терминал”.

Ну ладно… Не о том речь… Гуляю я давеча по магазину Wallgreens. Жду, пока фотографии напечатаются. И тут слышу нашего человека. Хотя речь английская, но в том, что человек – наш, нет никаких сомнений! Ну, вы знаете – “Сэр, мэй ай аск ю ф квэшн?” и все такое…

Смотрю – а это дедушка, одетый, несмотря на жару, в такие характерные для бывших высокопоставленных инженеров шерстяные брюки югославского производства, хватает за фартук служащего и о чём-то спрашивает. Причем, по глазам служащего видно, что он сильно напуган. Потому что дедушка говорит громко и наседает на служащего достаточно агрессивно, словно хочет втиснуться в переполненный автобус.

Я подхожу и говорю по-русски:

– Извините, если нужно помочь перевести – я помогу и переведу.

Дедушка окидывает меня презрительным взглядом и величественным мановением руки показывает, что в моих переводческих услугах не нуждается. И говорит:

– Соу, вер из кэндл?

Сотрудник магазина, пятясь, спрашивает:

– What kind of candle do you need?

Дедушка, опять же, очень громко повторяет слово “кэндл” и, улыбаясь, подмигивает сотруднику. Я вам скажу, это действительно довольно неприятно, когда чей-то дедушка в югославском костюме хочет “кэндл”, прижимает тебя к полкам и при этом улыбается и подмигивает. Во всяком случае, сотрудник совершенно теряется и зовет на помощь. Тут дедушка уже менее величественным жестом просит меня всё же подойти. Я подхожу, но одновременно со мной приходит какая-то тетка, рангом, очевидно, повыше.

– Ну, что, – говорит, – Игнасио, тут у вас происходит?

Игнасио говорит:

– Вот этот джентльмен, кажется, хочет кэндл. Но он очень странно себя ведёт…

Тетка говорит:

– Что значит странно? Чего вы хотите? Кэндл?

Дедушка радуется и говорит:

– Ага! Кэндл!

– Что за проблемы? – говорит тетка и ведет нас к полке в другой магазинной аллейке, буквально заставленной разными свечами. – Вот, – говорит. Тут у нас кэндлс.

Дедушка обижается и снова начинает кричать:

– Ноу, – кричит. – Дис из нот май кэндл!

– Окей, – терпеливо говорит тетка. – Уот кайнд оф кэндл до ю нид?

И хватает с полки свечу зеленого цвета.

– Ноу, – упрямится дедушка.

Тетка говорит:

– Ага! Кажется я знаю, чего он хочет.

И достает свечу багрового цвета диаметром в дюйма четыре, и говорит:

– Крэнберри кэндл. Смеллс гуд.

Дедушка говорит:

– Ноу… Лет ми эксплейн то ю, мэм! Май вайф хэз гемморой!

– Уот? – спрашивает тетка.

– Гемморой, – говорит. – Энд бекоз я хаве ту хэв кэндлз.

Тетка говорит:

– Я ничего не понимаю. Игнасио, ты понимаешь?

Игнасио отрицательно машет головой.

Тогда она обращается ко мне:

– А вы понимаете?

И я понимаю, что отлично понимаю, что имеет в виду раздражённый дедушка, но при этом понимаю также, что из моего великого и могучего запаса английского языка подлейшим образом – вот буквально только что – исчезло туземное название геммороидальных свечей.

Я говорю:

– Дедушка, я забыл это слово. Вы знаете, вы им попу покажите, они догадаются.

Он говорит:

– Да я уже показывал вот этому придурку. Он вызвал вот эту дуру… Ну, ладно, – говорит. – Попробую…

– Мэм, – говорит, – ай нид кэндлс фор эсс.

И показывает, значит. Причем для пущей, видно, убедительности указывает не только на свою попу, но и на тёткину. И, чтобы до нее наверняка дошло, даже хлопает ее по ней. Легонько, правда.

Ну, конечно, тетка в крик и все такое.

Только до полиции дело не дошло. Я слово вспомнил. Посмеялись да и разошлись…